— Какое счастье, что моя летняя работа начинается уже в понедельник и я не смог с ними поехать! — воскликнул Джефф. — А теперь, помоги мне Бог удачи поймать одну из тех кусающихся черепах, которые здесь еще попадаются!

Майкл рассмеялся и посмотрел на часы.

— Ладно, Джефф. Мне уже пора. Желаю тебе хорошего улова. Только смотри, как бы черепаха не откусила тебе палец! Встретимся в воскресенье, когда вернешься.

— Да ну тебя, Майкл! Ты начинаешь говорить, точь-в-точь как моя мамаша. Не беспокойся: меня ничуть не прельщает перспектива появиться в сентябре на занятиях в Джилларде с гипсовой повязкой. Хотя, возможно, это могло бы послужить началом нового стиля игры на рояле.

Майкл положил трубку, продолжая улыбаться. Джефф был действительно чудным парнем. К тому же он только что будто услышал голосок Кэтти с его мягким акцентом. В воображении Майкла возникло жизнерадостное очаровательное личико. Кэтти действительно прелесть, так же как и все ее четверо детей.

Нет, он ни за что не останется после конференции в Сан-Франциско! Только круглый дурак стал бы рисковать своим, возможно последним, шансом на счастье в угоду плотским желаниям. Майкл же уже давно не считал себя дураком. По меньшей мере последние пятнадцать лет. С тех пор, как служил в Корпусе мира в одной из маленьких латиноамериканских стран.

Неожиданно в его памяти вспыхнули воспоминания. Долговязый, худой, как обтянутый кожей скелет… Таким Майкл был в двадцать один год. Он тряхнул головой, стараясь отогнать от себя этот образ. Затем еще раз взглянул на часы, взял со стола дипломат. Но прежде чем выйти, О'Брайан невольно еще раз оглянулся на стол. Вернее, на нижний запертый ящик.

Он не открывал его уже пять месяцев. Опять же, с тех пор как принял твердое решение относительно своих взаимоотношений с Кэтти. Потому что не хотел перечитывать письма Лоры и смотреть на ее портрет. Лучше вообще сжечь содержимое ящика, напоминавшее о времени службы в Корпусе мира. И сделать это надо как можно скорее…

Однако, пока он открывал багажник, чтобы положить туда дипломат, и садился за руль своего «мерседеса», нахлынули новые волнующие воспоминания. На этот раз в памяти всплыл парень, сидящий в зале аэропорта в ожидании своего рейса.

Тряхнув головой, Майкл опять попытался отделаться от навязчивых видений. Но это оказалось невозможным. Даже когда он свернул на автостраду и въехал на знаменитый мост, перекинутый через бухту Сан-Франциско.

Вместо того чтобы любоваться великолепной панорамой города или мостом Голден гейт, ведущим на север, О'Брайан вспоминал день, когда уезжал из Нью-Мексико на стажировку в Корпус мира. Тогда у него было другое имя…

— Мы пришли пожелать тебе счастливого пути в Эквадор, сынок.

Мигуэль О'Брайан оторвался от справочника по химии и поднял черноволосую голову. Его зеленые глаза сузились при виде маленькой семейной делегации — матери, трех сводных сестер и отчима. Они еще в четыре часа утра вылетели из резервации Пуэбло де Таос, чтобы поспеть в Альбукерке до его восьмичасового рейса.

Бережно положив справочник на кожаное сиденье соседнего стула, Мигуэль медленно поднялся, потом сделал шаг к матери и крепко ее обнял. Сама она никогда не решалась проявить подобную инициативу. После этого протянул руку отчиму. Грубое мужское рукопожатие подтверждало перемирие, установившееся между ними всего лишь несколько лет назад.

Мигуэль посмотрел на широкоскулые лица остальных.

— Мама, Уилл, я действительно очень рад вас видеть. Но… разве вы не получили моего последнего письма? Я писал, что не уеду в Эквадор до тех пор, пока не закончу полного курса стажировки в Корпусе мира. Это займет по меньшей мере еще месяца два.