Вдруг это не болезнь вовсе, прозорливо думал он, а я ее молитвами, молитвами, так и убить себя недолго.
— Вот что, — сказал Ваноути, — надо уходить. Здесь только хуже будет.
— Это почему? — спросил Натабура.
Все-таки запах выворотни на него подействовал, потому что он тоже плохо соображал.
— Сам посмотри!
Натабура привстал и огляделся. Действительно, проплешины бомбибога постепенно окружали холм. Они просачивались сквозь иголки, редкую траву и сливались с одну огромную черную выворотню. Даже кусты отступили подальше. Еще одна стража, и мы окажемся в ловушке, понял Натабура. Собственно, остался один-единственный путь — с холма на соседний холм, промежутки между которыми еще не почернели.
— Правильно, — нравоучительно произнес Ваноути своим надтреснутым голосом. — Чует он нас, чует.
Натабура взвалил Язаки на спину и, невольно крякнув, сказал:
— Дед, ты уж меня не подведи. Не нюхай ты этот дерьмовый запах, не нюхай, а иди за мной след в след.
— А как же?..
— Не как же! Иди, и все!
— Да я уже понял все, — покорно вздохнул Ваноути после некоторой паузы. — Смерть это наша. Смерть.
Ну дай Бог! Натабура внимательно посмотрел ему в глаза. Пройдет или не пройдет? Пройдет. Куда он денется. Жить захочет, пройдет.
Они цепочкой спустились с холма, и Натабура был рад, что обучал Афра ходить рядом, прижавшись к ноге.
Стоило им оказаться в низине, как черные выворотни словно почуяли, что упускают добычу, и потекли, как ручьи, с обеих сторон окружая холм. Ваноути с перепугу обогнал Натабуру и припустил вверх по склону — только пятки засверкали, и пропал на другой стороне, а Натабура с Язаки на плечах замешкался — слишком тяжелым оказался Язаки и слишком мягкая была почва под ногами. Ноги проваливались по щиколотку. Пару раз Натабура едва не упал. Афра усердно тыкался мордой. Да к тому же Язаки, очнувшись, стал ерзать и предпринимать попытки спуститься на землю. Дед, а дед! — хотел крикнуть Натабура. Да помоги же! Но слова застряли в пересохшем горле. Черная копоть от выворотней колыхалась совсем близко. А обманчивый запах лесной земляники уже вовсю мутил разум. В последний момент Натабура вызвал ногу из прелых иголок, и черная выворотня тут же залила след. Глаза деда появились на фоне неба, леса и качающихся верхушек гёдзя, как два фонаря в ночи. Казалось, он с любопытством разглядывает Натабуру. Наконец сообразил, подскочил, уперся сухим плечиком, и общими усилиями они втащили Язаки на вершину холма. Путь впереди оказался свободным, и, не останавливаясь, они бросились вниз — Язаки только покрякивал на спине. Прежде чем их поглотил лес, Натабура оглянулся пораженный: холм, на котором они только что сидели, утробно охнув, словно живой, проваливался в выворотню, как в трясину, — вместе с гёдзя, кустарником, ядовитыми грибами и травой. Сосны с треском ломались и падали верхушками вниз, поднимая тучи черной копоти. А там, куда она опускалась, зелень сразу чернела и становилась пастью выворотни.
Как только березы коснулись их спин, Язаки тут же заартачился, заголосил: «Спустите меня, спустите!» — встал на ноги и как ни в чем ни бывало, будто ему только что и не грозила самая что ни на есть черная смерть, осведомился будничным голосом:
— Куда мы идем?
Натабура заподозрил, что Язаки не в себе, и спросил в свою очередь:
— Как куда? А ты не помнишь? В Нефритовый дворец.
Язаки дернул щекой и взглянул на него, как на полоумного, и в тон ответил:
— А зачем? Его не существует!
Ну и хорошо, обрадовался Натабура, хорошо, что на Язаки снизошло очередное просветление, раз он вспомнил свои пророческие штучки. |