Изменить размер шрифта - +
Ходила в народе такая легенда. И будто бы городские стражники много лет разыскивали ее, но так и не находили. И что среди жителей столицы считалось особым шиком провести в харчевне вечер и вернуться домой живым и здоровым, чтобы рассказать веселые или жуткие истории об этой самой харчевне, где якобы хозяйничали духи и демоны, где якобы появлялись белокурые девы, а пиво и сакэ лились рекой. Но возвращались немногие. Это точно. А тех, кто возвращались, неведомая сила тянула назад в «Хэйан-кё», и рано или поздно они пропадали. Вот таким было это страшное место — «Хэйан-кё».

Не успел Натабура и слова сказать, как Язаки сорвался с места и во всю прыть устремился к харчевне. Он путался в высокой траве, пару раз упал, но даже не оглянулся. Хлопнула гнилая дверь, и Язаки пропал внутри. Натабуре с Ваноути ничего не оставалось, как последовать за ним.

Дед со всей осторожность потянул скрипучую дверь на себя, сунул голову внутрь и долго что-то высматривал.

— Ну что там? — спросил Натабура от нетерпения.

— Да ничего… — как-то радостно буркнул дед — мол, отстань, сам увидишь.

И они вошли. Натабура перевел дух. Внутри стояла такая вонь, словно это был храм, а не харчевня, да не обыкновенный храм, а такой, в котором поклонялись низким духам наслаждения. Три огромные золотые курительницы источали струйки сизого дыма, одна — гриба масуносэку, другая — темно-желтый дым дурманящего мха исихаи, третья — белый-белый дым спор волшебного такай. Дым поднимался к потолку и, не смешиваясь, плавал слоями. Два крохотный окна едва пропускали свет, зато горело множество свечей, и было жарко.

Язаки был бы не Язаки, если бы уже не сидел на циновке и что-то самозабвенно не жевал, глядя в дымный потолок. Ладно, хорошо, сейчас он поест, и мы уйдем, подумал Натабура, не веря самому себе. Самое удивительное заключалось в том, что хозяин харчевни с самым что ни на есть почтительным выражением на лице метался от кухни к Язаки, накрывая стол изысканными блюдами. Будто нас ждал, а ведь денег нет, подумал Натабура, с трудом пробираясь к Язаки. Последнее время пища стала баснословно дорогой, и они питались просто, как крестьяне, тем, что находили в дороге. Однако удержаться не было сил — пахло так, что сводило желудок, а рот наполнился вязкой, как глина, слюной.

— А вы чего стоите? — удивился Язаки, вгрызаясь в куриной крылышко, — места много, еды еще больше. Садитесь! — он пододвинулся и даже от щедрот душевных кинул Афра надкушенное крылышко, что вообще не было похоже на Язаки, в желудке которого исчезало все, все более-менее съедобное.

Афра, хрустнув, проглотил подачку и уставился на благодетеля.

— Нам же нечем платить… — с укоризной прошептал Натабура, однако усаживаясь рядом с Язаки и сглатывая голодную слюну.

Дышать можно было только на уровне пола. От дыма так же, как и от земляничного запаха черной выворотни, кружилась голова, а на глаза навертывались слезы. Это было не совсем приятно. Афра несколько раз фыркнул и стал тереть нос о циновку. Однако Язаки все было нипочем, да и дед, быстро освоившись, уже вовсю вкушал яства.

— Не волнуйтесь, таратиси кими! Не волнуйтесь! — радостно вскричал харчевник, ставя перед ним чашку с густым кани томорокоси, от которого шел такой умопомрачительный запах, что Натабура на мгновение потерял контроль над собой и невольно взялся за хаси.

Беззубый Ваноути уже проглотил свою порцию и правой рукой тянулся за копченым тай, а левой — за суси. Язаки пожирал печеные мидии, залитые яйцом, и стебли лотоса в сахарной корочке, заталкивая все это в рот одновременно и, не жуя, глотал с таким отчаянием, что кадык у него на шее двигался вверх-вниз, вверх-вниз, как ползунки в осадной машине. Афра вдохновенно грыз мозговую косточку и ни о чем серьезном не думал.

Быстрый переход