В этот момент харчевник водрузил в центре стола огромный кувшин с душистым, горячим сакэ. Его запах и остановил Натабуру. Так пахла только черная выворотня — то ли сакэ сварен на лесных травах, то ли отравлен хлопьями копоти от вывороти? Он хотел тотчас разбить кувшин о голову горшечника, но произошло что-то неуловимое, чего он не понял — событие слишком быстротечное для глаза, безотчетное для ума, и в следующее мгновение Язаки, как во сне, уже наполнял чашечки горячим напитком, приговаривая с видом знатока:

— Главное в жизни хорошенько поесть, — и, вливая в глотку сакэ, весело подмигнул Натабуре.

Натабура опять ничего не понял, опять ничего не сообразил, будто спал и видел сон. С ним еще никогда не случалось такого, чтобы он пропускал мимо себя какое-то событие. Да и Язаки так никогда не подмигивал ему. Натабура с трудом оторвал взгляд от еды и посмотрел на харчевника. Ему показалось, что сквозь пышную шевелюру у того просвечиваются рога: маленькие, кокетливо загнутые на концах, как раковины улиток, но остренькие, как иголки. Не может быть. Мысли его растекались медленно и степенно, как патока на солнце. Затем произошло вообще невообразимое: только что харчевник стоял у стойки, как вдруг очутился совсем близко. Момента, когда он переместился, Натабура не запомнил, но в руках у харчевника прятался до жути знакомый предмет. И опять он подумал, что такого не может случиться, только не с ним и не здесь, где обстановка казалась мирной и сытой, располагающей к долгой беседе.

Харчевник был толст и неопрятен. Лицо лоснилось от жира, а рыжая клокастая борода скрывала маленькие глазки, которые к тому же еще и прятались глубоко под нависающими рыжими бровями. Слова его едва долетали до сознания Натабуры.

— Ешьте, таратиси кими, ешьте. Сейчас еще принесу.

Почему же еще? — растерянно хотел возразить Натабура, вытирая слезы, здесь и так много. У нас денег-то нет. Только после этого он случайно бросил взгляд на обстановку харчевни. Паучки, раки, толченые грибы, сушеные пиявки трех видов: коричневые, черные и желто-полосатые, поблескивающие крупинками соли, какие-то травы, рисовые сухарики и пиво трех сортов в пузатых бочках. А еще сушеные крысы, привязанные за хвосты. «Только для истинных арабуру» — значилось на табличке. Эту надпись вначале он не заметил. А теперь даже не удивился, словно это был другой мир, с непонятными законами.

— Это не для вас, это не для вас, таратиси кими! Не для вас! — поймав его взгляд, засуетился толстый рыжий харчевник и ловко спрятал табличку под прилавок, и уже тащил глиняные кружки, над которыми подрагивала белая пена. Причем, кружки словно плыли по воздуху сами по себе, а харчевник их только направлял в нужную сторону.

Натабура даже закрыл глаза, чтобы дать голове отдохнуть, ибо она кружилась беспрестанно, и от этого его начало поташнивать, а сам он ничего не соображал. Разве так бывает? — подумал он, вытирая слезы, которые градом катились из глаз, чтобы кружки сами, по воздуху?

— Ешь! — Язаки ткнул Натабуру локтем в бок и так присосался к пиву, словно ему не давали пить целую луну.

После этого Натабуре почудилось, что его не было в харчевне еще некоторое время. Он открыл глаза. Абсолютно ничего не изменилось, только толстый, рыжий харчевник, уже не сновал между кухней и столом, а, подбоченясь, радушно наблюдал, как они едят. Толстые, жирные губы шевелились, как у рыбы, а осоловелый взгляд выражал немой укор: неужели невкусно? И Натабура, невольно подчинившись, съел — совсем немного, пару рисовых шариков с пастой мисо — больше просто не лезло в глотку из-за дурного предчувствия.