— А я не читал. Да и вообще в романах все враки.

— Враки? А вот посмотри, у железной решетки разложены книги и букинист стоит. Так и в романе стояло. Стало быть, это правда, а не враки. Видишь букиниста?

— Ну ладно, ладно. Ты вот ресторанчик-то хотела разыскать, так давай разыскивать.

— Ах, тебе только бы до ресторана-то дорваться. И какой ты ненасытный!

— Дура, да ведь я для тебя же. Ты хотела.

— Collège de France… — указал извозчик на здание.

— И коллеж де Франс отлично помню. Вот тут должна быть тоже одна таверна под названием «Рог изобилия». Вот, вот… Наверное, эта, — оживилась Глафира Семеновна, указывая на грязненький ресторан, около которого стояли двое в серых блузах и черных шляпах.

— Так зайдем. Что ж ты так-то, — сказал Николай Иванович.

— И зашла бы, потому что здесь резчик Каро проиграл в кости свою жену художнику Брюле, но я не знаю, та ли эта таверна.

— Так спроси. Спроси у извозчика.

— И спросила бы, но не знаю, как по-французски «рог изобилия». Коше! Коше! Коман он ном сет таверн? — обратилась Глафира Семеновна к извозчику.

— Connais pas, madame… Mais si vous voulez visiter un restaurant où il у a une dame, qui parle russe, alors, voilà. — Извозчик указал на ресторанчик на другой стороне улицы. — Что он говорит? — спросил жену Николай Иванович.

— Да вот указывает на ресторан, где есть какая-то дама, которая говорит по-русски.

— Непременно надо зайти. Что же ты не велишь остановиться? Француженка эта дама?

— Коше! Сет юнь дам франсе, ки парль рюсс? — спросила Глафира Семеновна.

— Oui, oui, madame… Elle a été a St.-Pétersbourg…

— Да, да, француженка, но бывала в Петербурге.

— Отлично. Коше! Стой! Стой!

— Коше! Арете! Иль фо вуар сет дам.

Извозчик стегнул бичом лошадь и подъехал к невзрачному ресторанчику.

Винная лавка мадам Баволе

Ресторанчик, в который вошли супруги, был самый невзрачный ресторанчик. Его скорее можно было назвать винной лавкой, где, впрочем, кроме вина, продавались хлеб, яйца, редиска и редька, которые и лежали на мраморном прилавке вместе с жестяными воронками, служащими для наливания вина в бутылки. За прилавком стояла сильно расползшаяся толстая пожилая женщина в высокой гребенке с жемчужными бусами в волосах. Женщина была громадного роста, брюнетка, с дугообразными черными бровями, очевидно подкрашенными, и с маленькими усиками над верхней губой. Мясистые руки ее с жирными пальцами в дешевых кольцах едва сходились на животе. Затянутая в корсет грудь представляла целую гору. Женщина была одета в черное шерстяное платье.

У прилавка стояли два тощих французика в потертых пиджаках — один с тараканьими усами, другой с козлиной бородкой — и любезничали с женщиной.

Ресторанчик состоял всего только из одной комнаты с грязным полом, на котором валялись объедки редиски, яичная скорлупа. На стенах висели плохие литографии в старых, засиженных мухами деревянных рамах и даже были просто на гвоздях дешевенькие народные картинки в ярких красках, изображающие расстреливание слона во время осады Парижа, карту Европы в лицах, где на месте России лежит громадный медведь, а на месте Германии прусская каска со штыком и тому подобное. Пахло вином. Столиков в ресторанчике было несколько, но посетители сидели только за двумя столами. За одним два француза, сняв сюртуки, играли в домино, за другим — одинокий посетитель в высокой французской фуражке, имея перед собою бутылку с вином, внимательно читал Petit Journal.