— Обопритесь, обопритесь, мадам, на мою руку, — заговорил извозчик и тут же прибавил: — О, я вижу теперь, что этот господин ваш муж, а мужья вообще плохие кавалеры.

Глафира Семеновна оперлась на руку извозчика и, поблагодарив, села в экипаж.

— Каков извозчик-то! — толкнула она усаживающегося с ней рядом мужа. — Боже мой, да это даже и не похоже на извозчика, до того он учтив.

— На чай хочется получше получить, — вот он и подлащивается.

— Однако посмотри, как ловко он подал руку; совсем на офицерский манер. Ты прими в соображение, что ведь он старик.

— Наполировался. Старику-то наполироваться еще легче.

Извозчик между тем влез на козлы, и экипаж поехал.

— Удивительно, какой элегантный извозчик, — продолжала Глафира Семеновна. — Ты знаешь, он даже и тебя осудил, что ты не подсадил меня в экипаж.

— А за это ему по шапке. Какое такое он имеет право над седоком смеяться?

— Ну, ну… Пожалуйста, пожалуйста… Ты бы вот лучше вчерашнюю дикую-то бабу по шапке! А то тебя на это не нашлось. Ты вот полированного человека хочешь по шапке.

— А не смейся над седоком в глазах жены…

— Оставь, Николай Иваныч, оставь. Раскаиваюсь, что и сказала тебе.

Подъезжали к Луврскому магазину.

— Вот Луврский магазин, — отрекомендовал извозчик, обернувшись к седокам вполоборота. — Сегодня воскресенье, и он заперт, но советую побывать вам в нем в другие дни.

— Коман ферме? Ах, ком се домаж! — заговорила Глафира Семеновна. — Николай Иваныч, ведь магазин-то заперт, — обратилась она к мужу.

— Я говорил тебе.

— Как же нам теперь попросить, чтобы сегодня вечером вещи-то мои были готовы? Мне положительно не хочется еще на день оставаться в Париже. Коше! Пе тон постучать эн пе а ля порт? Пе тетр отворят. Уврир могут? Вуй?.. Ведь есть же там хоть артельщики дежурные? Арете, коше…

Глафира Семеновна остановила извозчика, вышла из экипажа и стала искать звонок около двери магазина, но звонка не оказалось. Она стукнула в дверь.

— Бесполезно, мадам. Сегодня не отворят, — сказал ей извозчик. — Сегодня все амплуайе праздничают, находятся где-нибудь за городом на свежем воздухе и проводят время с дамами сердца.

Постучав еще несколько раз в дверь, Глафира Семеновна снова уселась в экипаж и сердито сказала мужу:

— Ну, все равно, останемся еще на один день в Париже, только заруби себе на носу, что я на выставку к проклятым диким положительно уж больше ни ногой. Коше! Картье Латин, же ву при! — скомандовала она извозчику.

О пользе чтения

Супруги ехали почти шагом. Извозчик поминутно оборачивался к седокам и, указывая на какое-либо здание, бормотал без умолку. Лицо его то улыбалось, то принимало серьезное выражение, говорил он то с восторгом, то с грустью, то прищелкивал языком, кивал. Очевидно, он и сам восхищался Парижем.

— Говорит красно, а поди разбери, что он такое бормочет! — сказал Николай Иванович жене. — Понимаешь что-нибудь, Глаша?

— В том-то и дело, что мало. А очень жаль. То есть названия церквей-то и улиц я понимаю. Вот сейчас проезжали мимо биржи, на которой проигрался маркиз де Клермон.

— Какой такой маркиз Клермон?

— А это из одного романа.