Изменить размер шрифта - +
Кричал рослый человек с усами, в красной, расшитой золотом куртке, в синих шальварах и в белом тюрбане на голове, зазывая в театр публику.

— Фу, черт тебя возьми! Леший проклятый! — выругался Николай Иванович и даже погрозил усатому человеку кулаком, но тот нисколько не смутился и продолжал зазывать:

— Quelque chose de remarquable, monsieur! Quelque chose, que vous ne verrez pas partout… La danse de ventre, monsieur… Venez, madame, venez. Nous sommes ouverts…

Тут же было окошечко театральной кассы. В кассе сидела пожилая женщина в красной наколке, выглядывала оттуда и даже совала по направлению к Глафире Семеновне вырванные из книжки билеты.

Супруги подошли к кассе.

— Комбьян? — спросил Николай Иванович и, получив ответ, что за вход только один франк, купил билеты и повел Глафиру Семеновну к двери театра.

 

Театр с выпивкой

 

Театр египтян и арабов, в который вошли Николай Иванович и Глафира Семеновна, был маленький театр-балаган, выстроенный только на время выставки, с потолком, подбитым крашеной парусиной, с занавесом из зеленой шерстяной материи. Размещенные перед сценой стулья стояли около барьеров, составляющих из себя как бы узенькие столы, на которые зритель мог ставить бутылки, стаканы, чашки. Немногочисленная публика сидела, курила и пила: кто пиво, кто вино, кто кофе с коньяком. Английский язык слышался во всех углах. Англичане пили по большей части херес, потягивая его через соломинки и закусывая сэндвичами. Представление еще не начиналось. По рядам шнырял мальчик в блузе и продавал программы спектакля, без умолку треща и рассказывая содержание предстоящего представления. Бродили лакеи, подлетавшие к каждому из входящих зрителей с предложением чего-нибудь выпить. Один из лакеев был для чего-то в красных туфлях без задников и в простом халате из дешевой тармаламы, точь-в-точь в таком, какие у нас по дворам продают татары. Голова его была обвита полотенцем с красными концами, что изображало чалму.

— Батюшки! Да это не театр. Здесь все пьют и курят в зале, — сказала Глафира Семеновна.

— Театр, театр, но только с выпивкой. Ничего не значит… Это-то и хорошо. Сейчас мы и себе спросим чего-нибудь выпить, — заговорил Николай Иванович, увидал халатника и воскликнул: — Глаша! Смотри-ка, какой ряженый разгуливает! В нашем, русском, халате и банном полотенце на голове. Почтенный! Ты из бани, что ли? Так кстати бы уж веничек захватил.

— Plaît-il, monsieur? — подскочил к нему халатник, поняв, что о нем идет речь, и взмахнул салфеткой, перекладывая ее из руки в руку. — Que désirez-vous, monsieur? Un café, un bok?

Николай Иванович посмотрел на него в упор и расхохотался.

— В какой бане парился-то: в Воронинской или в Целибеевской? — задал ему он вопрос.

Лакей, думая, что его спрашивают о костюме, ответил по-французски:

— Это костюм одного из племен, живущих в Египте.

Наши герои, разумеется, не поняли его ответа. Николай Иванович, однако, продолжал хохотать и спрашивать по-русски:

— Как пар сегодня? Ладно ли веничком нахлестался? Вот шут гороховый! Вздумал же вырядиться в такой наряд.

— Да что ты с ним по-русски-то разговариваешь? Ведь он все равно ничего не понимает! — остановила мужа Глафира Семеновна.

— А ты переведи. Ведь про баню-то, наверное, должна знать по-французски. Да и про веник тоже.

— Ты спрашивай, спрашивай, что тебе надо выпить-то.

— Café, congac, bok? Qu’est-ce que vous désirez, monsieur? — повторил свой вопрос лакей.

— Гляс. Аве ву гляс? Апорте гляс. Компрене ву? — сказала Глафира Семеновна.

Быстрый переход