— Что ж, Глаша, тогда мы бутылочку красненького с водицей выпьем, — отвечал тот.

— Чтоб я тебе еще дома позволила пьянствовать? Ни за что на свете! Лучше уж вон холодной воды из графина напьюсь.

— Да какое же тут пьянство, ежели красненькое вино с водицей!..

— Молчи.

Старик хозяин, видя такие переговоры насчет чаю и замечая неудовольствие на лице постояльцев, вообразил, что Глафира Семеновна, может быть, больна и хочет лечиться чаем, как вообще им только лечатся французы, — и спросил:

— Etes-vous malade, madame? Alors…

— Как малад? Коман малад? Здорова, даже очень здорова. Я есть хочу. Же ве буер е манже. Нельзя дю тэ, так апорте муа дю пян, дю бер е де вьянд фруа. Же деманд фруа. Ля кюизинь е ферме, так апорте муа фруа. Ля вьянд фруа…

— C’est impossible, madame. À présent nous n’avons point de viande…

— Как? И де вьянде фруа нет? Какой же после этого у вас отель пур вояжер, ежели даже холодного мяса нет! Ну, ля вьянд нельзя, так фромаж. Фромаж и пян блан.

— Seulement jusqu’a neuf heures, madame, mais а présent il est plus de onze heures, madame, — развел руками старик хозяин.

— Только до девяти часов, видите ли, можно чтонибудь съестное получить, — опять взглянула Глафира Семеновна на мужа. — Ну, гостиница!

— Просто шамбр-гарни здесь, — отвечал Николай Иванович и прибавил: — Спроси бутылочку красного-то вина. Красное вино, наверное, уж есть. Ежели и кухня заперта, так ведь его ни варить, ни жарить.

— Понимаешь ты, я уже спрашивала холодного мяса и сыру, — и то нет.

— А красное вино, наверное, есть. Французы его походя трескают. Вен руж, мосье… Апорте вен руж, можно? — обратился Николай Иванович к хозяину.

Тот пожал плечами и отвечал:

— Qui, monsieur. Je vous procurerai…

— Видишь, видишь! Красное вино есть же!

— Но ведь это только пойло. А я есть хочу. Понимаешь ты — есть! — раздраженно воскликнула Глафира Семеновна.

— Ну, так булки спроси, ежели ничего нет. Красное вино с булочкой отлично.

— Же ве манже, мосье, — опять обратилась к хозяину Глафира Семеновна. — Ну, ле вен руж. Бьен. И апорте муа хоть дю пян блан. Же ве супе.

— Oh, que c’est dommage, que nous n’avons rien pour vous donner a manger, madame, — отвечал хозяин, покачав головой. — Mais du vin et du pain je vous apporterai tout de suite. Une bouteille? — осведомился он.

— Де… де… де! — закричал Николай Иванович, поняв, что спрашивает хозяин, и показал ему два пальца, прибавив: — Де бутель!

— Нон, нон. Эн… Селеман эн, — подхватила Глафира Семеновна и строго сказала мужу: — Не дам я тебе напиваться!

Хозяин недоумевал.

— Une bouteill ou deux? — спрашивал он.

— Эн, эн… — показала один палец Глафира Семеновна.

Хозяин удалился и через минут десять принес на подносе бутылку красного вина, два стакана, большой кусок хлеба, кусочек масла и полдюжины персиков, прибавив:

— Voilà, madame, c’est tout ce que nous avons a présent. Bonne nuit, madame, — раскланялся он и исчез.

Глафира Семеновна принялась намазывать маслом почерствелый уже с утра хлеб и с горестью воскликнула: — И это в Париже должна я так ужинать, в городе, который славится всякой едой, откуда к нам в Россию разные знаменитые повара едут.