«Сидя на вершине Эйфелевой башни, пьем за ваше здоровье. Вокруг нас летают орлы и дикие коршуны и стараются заклевать нас. Ветер ревет и качает башню из стороны в сторону. Сейчас один орел вцепился в шляпку Глафиры Семеновны и хотел сорвать, но я убил его зонтиком. Находимся на такой ужасной высоте, что даже днем звезды на небе видны, хотя теперь солнце. Каждая маленькая звезда кажется здесь аршина в три величины, а луна так больше Гостиного двора, и на ней видны люди и разные звери. Спускаемся вниз, потому что уж больше невтерпеж сидеть. Прощайте. Будьте здоровы».

Письмо это Николай Иванович не прочел жене и сразу опустил его в почтовый ящик.

Через четверть часа супруги сидели в карете спускной машины и катились по отвесным рельсам вниз.

— Вот спускаться так совсем нестрашно, — говорила Глафира Семеновна. — Точь-в-точь с ледяных гор на Крестовском катишься.

— Ах, Глаша, Глаша! Какого мы дурака сваляли, что на вершину башни не поднялись! — вздыхал Николай Иванович.

— Ничего не значит. Дома, в Петербурге, всем будем рассказывать, что около самого флага сидели, — отвечала супруга.

Телячья голова из черепахи

Позавтракать супругам удалось на этот раз довольно плотно. Они нашли на выставке ресторан, где на зеркальных стеклах было написано золотыми буквами: «Déjeuner 4 frc».

Глафира Семеновна прочитала надпись и тотчас же сообщила мужу:

— Вот завтрак за четыре франка.

— Четыре четвертака по тридцать восемь копеек… Ведь это, матушка, по курсу-то рубль и пятьдесят две… — рассчитывал Николай Иванович и прибавил: — Ну да зайдем.

Они зашли. Поданы были: редиска с маслом, рыба под белым соусом, телячья голова с черносливом, зеленый горошек, пулярка с салатом ромен, виноград с грушами, сыр и кофе. Ко всему этому было прибавлено два маленьких графинчика красного вина. Над рыбой Глафира Семеновна несколько призадумалась: есть ли ее или нет… «А вдруг вместо рыбы-то лягушка?» — мелькнуло у нее в голове. Она расковыряла рыбу вилкой, осмотрела ее со всех сторон и, после тщательного исследования, не найдя ножек, стала кушать. Такой же осмотр был произведен и над телячьей головой.

— Я знаю, что это телячья голова, потому в карте написано «тет де во», но ведь вместо головы-то можно бог знает что подсунуть, — говорила Глафира Семеновна мужу.

— Очень просто, — отвечал Николай Иванович. — Был у нас раз обед парадный в Петербурге. Славянских братьев как-то мы кормили во французском ресторане. Подали суп. Вижу, в супе плавает кусочек студня из телячьей головы, — я и съел. Ничего, вкусно, только перчило очень. А рядом со мной сидел Иван Иваныч Анчевский. На еду он первая пройдоха. Только для того и по Европе ездил, чтобы разные разности жрать. Крокодилов маринованных едал, не только что лягушек; суп из змеиных яиц трескал.

— Не говори, не говори! — замахала Глафира Семеновна и сморщилась.

— Да ведь от слова ничего не сделается. Ну, так вот Иван Иваныч увидал, что я кусок из супа съел, да и говорит: «Понравилась ли вам черепаха? Не правда ли, какая прелесть!» Я так и рот разинул. Слюна начала у меня бить. Замутило. Однако удержался. Надо цивилизацию поддержать. «Ничего, — говорю, — аппетитно». А какое аппетитно! У самого даже глаза начало косить…

— В таком разе лучше не есть голову, — отвечала Глафира Семеновна и отодвинула от себя тарелку.

Николай Иванович ел и говорил:

— Голова, положительно телячья голова. Вот у меня даже кусок уха попался.

— Да ведь ухо-то и у черепахи есть.