Николас закурил и проникновенно изрек:

— Ты была тогда слишком молода, даже сейчас ты кажешься такой наивной… Ну, продолжай, что было дальше?

Маделин нервно прокашлялась:

— Да больше особенно нечего рассказывать. Диана обо всей этой истории ничего не знает. Им с Джо было хорошо вместе, и несмотря на то, что Джо и я… мы… никогда… ну, не были нормальной парой в полном смысле, все равно мы все были счастливы — Маделин облизнула пересохшие губы. — Когда Диане было пять лет, у Джо обнаружился рак легкого. Сначала я не думала, что все так серьезно. Операция прошла прекрасно, но ему все равно постепенно становилось все хуже. Естественно, Джо пришлось бросить работу, и тогда я устроилась секретаршей в одну инженерную фирму, его пенсия и моя зарплата давали нам возможность сводить концы с концами. Диана пошла в школу, денег нам хватало. — Маделин вдруг искренне удивилась, что вот так просто она может рассказать кому-то все, о чем она так долго молчала, до этих пор никто не знал всех подробностей этой истории. — Джо мучили нестерпимые боли, жил он практически только за счет лекарств, так что, я думаю, смерть принесла ему облегчение. Диана была безутешна, она никак не могла поверить, что никогда больше не увидит отца. Как несправедливо, что я, которая вела себя так неосмотрительно и малодушно, осталась жить, а Джо, который всегда был прекрасным человеком, умер! Врачи отнеслись ко мне очень внимательно и дали кучу полезных советов… Нам пришлось продать дом и снять за небольшую плату квартирку неподалеку. Но, как и следовало ожидать, денег надолго не хватило, продавать было уже практически нечего, тогда я наткнулась на объявление о том, что директору школы требуется секретарша, и мы немедленно переехали в Оттербери. Вот и вся моя история.

Маделин взяла у Николаса предложенную сигарету и внимательно посмотрела на него, но не заметила даже намека на разочарование, только сочувствие.

— И ты не намерена рассказать Диане правду? — спросил Николас.

Маделин подавленно ответила:

— Я не знаю. Понимаешь, Диана очень чтит память отца и, думаю, возненавидела бы всякого, кто попытался бы отнять у нее ее воспоминания, пусть даже Джо был ей только названым отцом.

Николас улыбнулся:

— Может быть, лучше найти для ребенка нового отца, чтобы победить эту болезненную привязанность к тому, кого больше нет?

Маделин покрутила кольцо на пальце.

— Джо был прекрасным человеком.

Николас наклонился к ней.

— Ты любила его? — спросил он тревожно.

— Да, любила, — твердо ответила Маделин, глядя ему прямо в глаза. — Но не была влюблена!

— Но почему у вас не было других детей? — не отводя глаз, опять задал вопрос Николас.

— Потому что… мы… — Маделин явно чувствовала себя крайне неловко от этого допроса.

— А он любил тебя? Был с тобой? — жестоко настаивал Николас.

Маделин отвела глаза:

— Нет. У нас были отдельные комнаты.

— Понятно. — Николас неохотно освободил ее пальцы — им принесли кофе. После того как официант удалился, он сказал: — Вот почему ты выглядишь такой непорочной. Я уверен в том, что ты даже не представляешь, какой бывает любовь между мужчиной и женщиной.

Маделин вздохнула:

— Возможно, и не представляю. Но Джо был таким понимающим человеком… Думаю, он и не хотел меня в этом смысле.

— Боюсь, что не смогу дать тебе такого же всеобъемлющего понимания, — заявил Николас, буравя ее глазами.

Маделин неожиданно хитро улыбнулась:

— О, Ник, неужели ты думаешь, что я хочу, чтобы ты вел себя также? Я тоже хочу все делить с тобой; быть с тобой все время — и в радости и в горести…

— Не смотри на меня так, — яростно приказал он, — ты даже не представляешь, что ты со мной делаешь!

— Может, и представляю, — мягко возразила она глубоким грудным голосом.