— От оно, стало быть, как, — вскинул брови седой волхв. — Этакие чудеса сказываешь, и без сомнения малого. Мыслил я, посланники богов, что ко мне явиться могут, иначе совсем с виду окажутся.

— Ты ведь мудрейший из мудрых, Радогост! — подступив, присел перед волхвом Ротгкхон, — ты умеешь отличать правду от лжи. Посмотри мне в глаза и ответь, разве я лгу? Правду я сказываю али нет?

— Болезен я ныне — тайну сию разгадывать, — поморщился старик. — Не с руки. Лучше мы честность твою зельем проверим. Избор, налей ему настоя из кувшина, что на полке у свитков стоит, да проследи, чтобы весь корец до дна осушил.

Юный волхв приподнял кошму, достал горшок, наполнил один из деревянных ковшей, протянул гостю. Вербовщик решительно выпил зелье, странно захолодившее горло, невольно закашлялся, потом взял себя в руки и вскинул кулак:

— Клянусь, что говорю правду и только правду. Я спустился с небес в поисках храбрых воинов, я желаю взять на службу своему правителю Святогора вместе со всей дружиной, намерен честно заплатить ему всю плату без обмана и уверен, что он вернется назад со славой и без особых потерь среди ратников. Вот… — Он опустил кулак. — Все честно и без утайки…

Ротгкхон оглянулся на Избора и поинтересовался:

— Если бы я соврал, что бы случилось? Начал бы икать или животом мучиться?

— Ничего, — улыбнулся Радогост. — Это был мятный отвар. Но то, что ты выпил его без колебаний, значит многое. Чую я, лукавишь ты в чем-то хитро… Ну, да честно и без утайки никто средь смертных всего не сказывает. У каждого своя тайна имеется. В главном ты, понятно, не врешь. Сгубить дружину муромскую не намерен, и пришел с неба… Видел не раз я богов наших, приходили по зову, беседовали. Иные гневались, иные добром и мудростью делились. Но токмо чтобы без молитв и вдали от святилища — первый раз такое узрел. Да еще чтобы посланец божий в дружину нанялся и службу вровень с прочими смертными нес.

— Мне нужно было знать, мудрый Радогост, насколько храбры и решительны здешние воины? Не испугаются ли сразиться с колдунами и чудищами невиданными, с духами и порождениями ночи? Ныне вижу, что отваги им не занимать. Теперь хочу я, чтобы ты, самый уважаемый и достойный из людей муромских, дал им свое благословение на труд ратный, на поход долгий во славу земли русской, предков своих и самого Сварога.

— Зело ошарашил ты меня, иноземец, — покачал головой мудрый кудесник. — Мыслил я о счете хитром твоем и богах неведомых речь вести, а ты вон как повернул… Ныне я уж и сам по твоей указке Муромом командовать должен!

— Да, мудрый Радогост, именно так, — спокойно согласился вербовщик. — Кто, как не ты, служитель богов и воплощение совести, должен спасти город от кровавой резни, усобицы и разорения?

Он чуть помедлил, ожидая ответа, но волхвы промолчали, и вербовщик продолжил:

— Ты же видишь, что творится в Муроме. В нем сидит храбрая и многочисленная дружина, которая преклоняется перед младшим княжичем и не любит князя Вышемира. И есть малое число сторонников старшего князя, которые все сильнее отдаляются от дружины и явно боятся ее. Сколько дней или месяцев сможет сохраниться в равновесии это хрупкое противостояние? Когда случится беда, ошибка или подлость, которая вызовет прямую драку? Ваш город слишком мал сразу для двух князей, Радогост, в нем сможет уцелеть только один. По закону и совести — это должен быть Вышемир. По силе и славе — победителем окажется Святогор. Причем братоубийственная победа эта покроет его позором.