В нашей комнате никого не было. Зато на входе вахтёр передал мне записку, где было написано, чтобы, как только я вернусь, зашёл к некоему Аркадию Ивановичу Путилину, новому преподавателю.

Хмыкнув, я оставил вещи в комнате, а сам пошёл в указанный кабинет.

— Входите, — сказал совершенно невыразительный голос, когда я постучался.

Открыв дверь, я застал Путилина за сортировкой огромных папок с делами учащихся, которые он тщательно раскладывал по сундукам, явно направляющимся в архив.

— Курсант Виктор фон Аден по вашему приказанию прибыл, — отрапортовал я и замер, ожидая реакции нового преподавателя.

А тот остановился, потом медленно разогнулся, бросил папку, которая была у него в руке и смерил меня взглядом.

— Фон Аден? — переспросил он.

— Так точно, — ответил я.

— А я вас себе чуть иначе представлял по описаниям, — он пожевал нижнюю губу. — Худее, что ли?

— Магия восстановилась, — я пожал плечами, словно эти два слова объясняли всё остальное.

— Это хорошо, — Аркадий Иванович прищурился и подошёл ко мне на расстояние вытянутой руки. — А вас не интересует, кстати, где ваши друзья находятся?

— Интересует, конечно, — ответил я, чувствуя подвох. — Потому что ожидал их встретить в комнате. А вот того, что о них что-то знаете вы, не ожидал, поэтому и не спросил.

— Так вот, — Путилин улыбнулся, но никакого веселья в его улыбке и близко не было. — Жердев и Добромыслов находятся в карцере. За нарушение подписки о невыезде. Как вы, наверное, уже понимаете, вам надлежит проследовать за ними.

— А-а, — кивнул я и сам не сдержал улыбки. — Вот куда они от меня спрятались. Ничего, готов их навестить.

— В карцере вы с ними не увидитесь, — пожал плечами Путилин. — Там у нас предусмотрено одиночное прохождение наказания. Но зато будет время выдохнуть, всё обдумать. А через два дня мы с вами начнём заниматься увлекательным предметом. Так что, без обид, буду с нетерпением ждать на своём курсе.

— Как скажете, Аркадий Иванович, — ответил я, развернулся и вышел из кабинета, направляясь в карцер.

Но новый преподаватель решил меня всё-таки сопроводить. По пути я подумал, что этот человек оставляет очень двоякое впечатление. С одной стороны, он жёсткий и прагматичный. Но с другой… С другой, он правильный, что ли? От него не исходило такого флёра негатива, как от Собакина. Хотя и Собакин оказался не полным подонком, как показала практика. Путилин же был себе на уме. С ним стоило быть осторожнее.

На входе в карцер мне приказали раздеться. Аркадий Иванович стоял рядом и наблюдал. Я спокойно снял с себя всё, оставшись в одних трусах и с обвязкой, в которой мерцало яйцо саламандры.

— Это что такое? — строго спросил конвойный.

— Артефакт, — ответил я, полагая, что, если и согрешил против истины, то совсем немного.

— Не положено, снимай и сдавай под опись, — рыкнул тот.

И вот тут я напрягся. Стоит мне снять с себя перевязь, как яйцо моментально погаснет.

— Это никак невозможно, — я покачал головой.

— Снимай, кому говорю! — конвойный протянул руку, чтобы сорвать с меня перевязь, но его остановил Путилин.

— Почему не можешь снять? — спросил он.

— Это элемент моего лечения, — пояснил я. — Артефакт восстанавливает мой источник и оберегает его от распада. Если я его отдам, то, скорее всего, процесс восстановления снова пойдет вспять.

— Сколько носить? — Путилин дотошно уточнил возможности неизвестного артефакта.

— Пока сам не даст трещину, — попытался я как можно более обтекаемо описать процесс вылупления саламандры, чтобы и не соврать, и не сказать всей правды.