— Настырно? — спросила она.

— Так точно, буквально прорывается, — ответил секретарь. — Говорит, что дело невероятной важности.

— Отказать, — махнула рукой императрица. — Видеть его не хочу! Но вы намекните ему, что на приёме в честь героев Горного и Урума у него может возникнуть возможность со мной увидеться.

— Как прикажет Ваше Императорское Величество, — склонил голову секретарь.

Глава 3

На моей ладони появился огонёк, который был призван разогнать тьму. Затем я подумал и распределил очаги пламени по всему карцеру. Нужно было не только осветить помещение, но и прогреть его.

Отправив пламя в самые необходимые точки, я недоверчиво оглядел пристяжную койку и аккуратно сел не неё. С гораздо большим удовольствием я бы сейчас сел на пол, и подобрал бы ноги под себя, чтобы просто посидеть, прогоняя сквозь сознание мысли, как бактерии под микроскопом.

Я моментально согрелся и убедился, что тлеющий уголёк в виде яйца саламандры продолжает подавать признаки жизни. По сути, это было самое главное. Насколько я понял, этот подарок был чем-то сверхважным, поэтому к нему следовало относиться подобающе.

Первая мысль, которая задала вектор всему моему размышлению, была о том, что время сорвалось и падает в пропасть. Да, мысль не новая, но всё-таки мне хотелось бы её обдумать гораздо тщательнее, чем пока у меня получалось.

Всё изменилось с момента попадания меня в своё восемнадцатилетнее тело. Слишком сильно изменилось, чтобы этого не замечать. Надо было либо признать, что я — катализатор всех этих изменений, либо что я просто попал в другой мир. Похожий, близкий, но другой.

Почему-то при последней мысли мне стало неприятно. Я, конечно, предполагал, что существуют иные миры, но сражаться за параллельных родственников? И тут я сам себе захотел дать оплеуху. Ну какие же они параллельные? Они — те же самые, которых я помню с детства. Изменились обстоятельства — это так. Причём, сильно. Факт.

Вопрос: могло ли моё возвращение их вызвать? А почему бы и нет? Появление почти сорокалетней души в облике восемнадцатилетнего юноши само по себе ломает многие устои. Вот и тут я разрушил что-то основательное. Теперь вопрос в том, как это всё установить обратно, чтобы оно не обвалилось к чёртовой матери?

Я вспомнил, как писал план по тому, что мне предстоит делать, как только ожил в своём молодом теле. Ну-ка, ну-ка! Мне было даже интересно.

Самой бумаги у меня не было, она осталась дома, в моей комнате, да только я помнил её практически наизусть, настолько яркими были все те моменты.

Итак, пункт первый — Ада фон Аден. В пансионат её отдали потому, что побоялись тащить с собой в дикое приграничье. А почему побоялись? Потому что магия в ней не проснулась. Вчерашняя Ада, стоящая возле моей кровати, была готова треснуть мне хорошеньким файерболом, и я это почувствовал.

Моя сестра уже точно не погибнет обезмагиченой, потому что всё изменилось. Вместо того, чтобы следить за её отъездом в пансионат, теперь мне необходимо с ней заниматься и учить её контролировать свои силы. Ну и ещё заодно контролировать её увлечение Голицыным.

Пункт номер два. Борис фон Аден и Дмитрий фон Аден. Странный прорыв. Ну, говоря по совести, странных прорывов почему-то было больше возле меня. Через сколько должен был произойти тот самый? Месяц-два с момента получения усадьбы?

И тут я столкнулся с тем, что натурально начинаю забывать свою прошлую жизнь. Нет, бытность свою на Стене я ещё помнил хорошо, но вот времена прорыва и гибели близких уже были размыты донельзя. Хм, интересно, конечно.

Итак, мы переехали, отправили сестру в пансионат… Через сколько нам объявили, что её не стало? Через месяц? Три? Пять? Не помню.