— Он не потерял сознание, — произнесла она наконец. — Он умер.

Её нижняя губа дрогнула.

— Так лечите! Вы же у нас лекарь! — не сдержавшись, рявкнул Путилин.

— Лечить нечего. Он — абсолютно здоровый… труп, — Аграфена Петровна глубоко вздохнула. Дар речи только начинал возвращаться к ней. Она указала рукой в район солнечного сплетения: — Вот здесь уже никого нет. Это лишь тело. Мёртвое тело.

Путилин снова попытался провести реанимационные действия.

Но Аграфена положила ему руку на плечо:

— Нет, Аркадий Иванович. Нет… Всё кончено. Прекрати истерику. Сейчас я постараюсь тебя успокоить, — и громко выдохнула, собираясь с силами.

Но он не послушался Бабичеву, не поднялся с колен, а продолжил реанимацию курсанта.

— Через сколько наступает смерть мозга у неодарённого человека? — рявкнул он на лекарку.

— Через четыре минуты, — тут ответила та, но скривилась, услышав хруст грудной клетки под ритмичными толчками самоотверженного преподавателя. Путилин продолжал держать ритм, не оглядываясь ни на кого.

— Прекратите издеваться над телом усопшего, — холодного заметила Бабичева. — Здесь четырёхминутный срок вышел две минуты назад.

— Твою мать… — выругался Путилин себе под нос. — Но он — наполовину родович, на капище… У него есть шансы. Капище лечит своих! Оно даже Собакина в Коктау смогло подлатать, а у него кровь разбавленной была. Ну же… давай! Помогай своим, демонова батарейка!

Путилин продолжал реанимацию в полной тишине.

Вокруг толпились курсанты в абсолютно шоковом состоянии. Одно дело — умереть в бою, в схватке с демоном, и совсем другое — вот так, солнечным осенним утром на занятии по медитации. Эта смерть казалась даже страшнее, ведь к такому нельзя подготовиться. И от такого нельзя защититься.

Аграфена Петровна попыталась положить руку на плечо Аркадию Ивановичу, но тот лишь стряхнул её, не отвлекаясь на пререкания.

— Ну давай же! Ты не можешь вот так сдохнуть! Тохары умирают в бою!

Путилин в запале поднял кулак и стукнул из со всей силы по груди Виктора. Того буквально сложило вдвое от удара, а потом повалило набок. В оглушительной тишине раздался хрип, а после Виктора вырвало собственным завтраком.

* * *

Совещание банды «Червонных Валетов» происходило в доме купца Дивова. И дело было не только в том, что сам купец тоже состоял в банде — хотя, разумеется, это играло свою роль. Основной причиной того, почему совещания проходили именно здесь, было месторасположение особняка.

Здание находилось в небольшом парке, на загородной территории. Поблизости не было соседей — ближайшие участки принадлежали самому Дивову. Весь дом был напичкан специальными артефактами, защищающими от прослушки. Кроме того, переговорный кабинет изнутри был обит пробковыми плитами, заглушающими звуки. В таком деле лишняя предосторожность никогда не была излишней. Более того, даже в самом парке были установлены артефакты, которые обнаруживали чужаков без специальных пропусков.

Обстановка внутри была богатой — купец Дивов входил в десятку самых состоятельных торговцев столицы. Он мог позволить себе роскошную мебель, яркие современные гобелены, персидские ковры, различные курительницы. Бар также ломился от дорогих и изысканных напитков.

Но бандой строго соблюдалось одно правило: до окончания собраний никаких возлияний. Все члены Червонных Валетов сидели за столом с простым соком или водой в кружках и делали доклад Фридриху Шпейеру — своему лидеру — об успехах или неудачах.

В данный момент докладывал полевой агент по кличке Шпингалет. Его группа по заданию главы банды «Червонных Валетов» следила за Константином Жердевым.