Горько было выгонять с земель арендаторов, которые столько лет обрабатывали земли Сторнов, но оставить их здесь умирать от голода на мертвых землях он тоже не мог. Как ни крути, а делать это заставляла суровая необходимость. Только так у всех них будет шанс на процветание.

Пастухов ему требовалось совсем немного, к тому же он твердо решил, что наберет их из числа приближенных.

«Да, так на самом деле всем будет лучше, – думал Сторн, – успокаивая себя. – Мы не сможем угнаться за требованиями дня, цепляясь за старое. В Нижних Землях или где‑нибудь еще они, если повезет, найдут себе участки для земледелия. Фабрикантам в городах требуются хорошие рабочие. Их сыновья и жены могут устроиться прислугой в городских домах. Действительно, так будет лучше, чем цепляться, как голодные животные, за обесплодившие фермы».

Он не заметил, как дождь пошел сильнее, и лишь теперь вдруг осознал, что с неба сыплет мокрый снег. Старик поскользнулся и упал, но поднялся вновь. Снег теперь повалил такой густой, что ему пришлось сунуть руки в карманы плаща и продолжать путь, оглядывая нанесенный пожаром ущерб и запоминая увиденное.

Пройдя довольно долго, Сторн начал жалеть, что не разрешил Ленизе приготовить ему горячий ужин перед сном, вода просачивалась даже сквозь толстую ткань плаща.

Ему показалось, что в темноте мелькнул огонек, причем в таком месте, где, как пелось в старинной балладе, «огня не могло быть следа». «Разве что, – с юморком подумал он, – это коровы принесли огоньку пастухам». Его первой реакцией была не тревога, а любопытство. Сторн решил подойти ближе, посмотреть, не зажжется ли тот вновь; возможно, это был лишь уголек, но в ночи он был виден издалека.

Но огонь больше не появлялся, и теперь Сторн не был уверен, видел ли он его вообще. Это мог быть блик от звезд на каком‑то металлическом предмете. Вспомнился случай, произошедший с ним в молодости, когда он поднял тревогу, увидев в ночи искру, оказавшуюся отблеском лунного света на пряжке ремня и висящем на нем ноже какого‑то пастуха.

С того самого дня его всегда одолевали сомнения. Эти чувства постоянно конфликтовали в его душе с прочно укоренившейся привычкой поднимать тревогу при виде огня в неположенном месте. Ему приходилось сдерживать себя, чтобы сначала разобраться, что происходит, а затем уж звать подмогу. Будь то пожар, вражеская армия или бандиты – в любом случае он должен был сперва оценить степень опасности.

Осторожно сойдя с дороги, старик двинулся в направлении огня. Теперь тот вновь виднелся впереди, то угасая, то вновь разгораясь по мере приближения, и Сторн ощутил гордость, что его зрение такое же острое, как и несколько десятков лет назад. Теперь оно подсказало ему, что огонь этот – не что иное, как блик на стекле.

Но блик – от чего, Зандру его побери?! Сквозь тучи не мог пробиться ни звездный, ни лунный свет. Лишь несколько его арендаторов были настолько богаты, чтобы иметь застекленные окна. Он осторожно подошел к дому и обнаружил, что тот хоть и был безлюдным, но где‑то внутри его горел огонек – в нарушение строжайших приказов, запрещавших разводить открытый огонь без крайней необходимости. И именно его слабый отсвет заметил он в ночи.

Ступив на деревянный порог, мучительно заскрипевший под ногами, старик вошел внутрь. От тепла сразу стало удивительно хорошо, но закон оставался законом, а опасность опасностью; придется потушить огонь, чтобы уберечь этих людей от штрафа и неприятной беседы с начальником пожарной охраны. Вблизи огня от его одежды повалил пар. И вдруг Сторн отскочил назад с широко раскрытыми от ужаса глазами, когда его руки наткнулись на что‑то висящее под потолком, на ощупь напоминающее тело.