– Я умею, – пискнул Брюс. – Меня дедушка учил. На флайере, а потом на АКИ. Маме мы говорили, что идем в зоопарк, а сами...

– Ой, только мне не рассказывай, как Харальд это делает! Это там... живое уже?

– Позовем доктора Спиро? Он точно скажет.

Укол булавкой в нервное сплетение. Последнюю не‑

делю Назгул провел в компании доктора и его тестов, и у него выработалась стойкая аллергия на одно это имя.

– Ладно, черти. Грузите его мне в «собачий ящик». Нет, я пойду один, с ним только. Норм, э‑э‑э... ты веришь моему сыну? В смысле, если он поведет «мертвую» Тециму? Я тебя могу только в одно место посадить – в его спасконтейнер.

– «Собачий ящик»? – любезно уточнил Норм.

– Совершенно верно. А я с этим вот  на борту вас провожу и прикрою. Сразу скажу: другого варианта у нас нет. Иначе все грузятся ко мне, но ящик не берем. Ну? Что скажете? Биллем, можно что‑то сделать с этими психами? Они там с тараном, что ли?

– Одну секунду, командир, – сказал голос, образованный эхом, и не успел Брюс восхититься, как по всей станции погас свет. – Вот так. Сейчас им немного не до вас будет. С автономными источниками я уж ничего поделать не могу, не обессудьте, братцы.

– Ты это, – строго предупредил Назгул, – с реактором особо не балуйся.

– Я не с реактором, Первый, что ж я, совсем того? Я по отсекам линии вырубаю. Случайным образом, пусть побегают. Сейчас включу вам аварийку. Нате.

Обычно, чтобы поставить на место батареи, требуются два техника, но Норм на лабораторном подъемнике управился один. Сперва снарядили Назгула под его же чутким руководством, потом другую Тециму, пользуясь им как образцом.

– Связи у тебя нет, – тем временем инструктировал он сына, прерываясь только на «нет, синий туда, неужели трудно запомнить!». – Навигационные системы не действуют. Пойдешь на одной визуалке. Все, что надо, я скажу Кириллу сам, а он тебя лучом подхватит. Компенсатор тоже на тебя не настроен, потому поворачивай плавно и избегай резких торможений. Да, теперь все правильно. Не будем медлить.

Норм забрался в спасконтейнер бывшей Тецимы Виллема, надел шлем и включил подачу пены. Двигаться в резинообразной субстанции после того, как пена застынет, он не сможет, но по крайней мере не сломает себе шею во время полета. Вопрос доверия к пилоту в такой ситуации стоит как никогда остро: обычно спасконтейнером истребителя пользуются, когда иного выбора нет. Брюс, цепенея от ответственности, а еще – от неуемного восторга, сел на место пилота, кое‑как напялил взрослый компенсатор и опустил колпак.

– Виллем, – сказал Назгул. – Я не знаю, увидимся ли еще. Я тебе больше не командир, но выслушай один совет. Они будут обращаться с тобой так, как ты будешь обращаться с ними, Да, я знаю: невозможно представить себе магнит такого размера, чтобы вышибить тебя из занимаемого тела. Но этот меч – обоюдоострый. Ты не сможешь покинуть Шебу. Ты заперт в ней, как в смертном теле. Изгнать тебя они не смогут. Постарайся не навести их на мысль, что единственный способ избавиться от тебя – взорвать станцию. Мне будет жаль. Ты понял? Люби людей, Второй. А сейчас открой мне ту дверь.

* * *

Назгул сиганул в шлюз, как пчела в леток, не промахиваясь. Людей в лабораторном ангаре не было, а потому Биллем не стал морочить себе голову, выравнивая давления, а попросту открыл оба люка – наружный и внутренний. Брюс кое‑как вывалился следом, и космос оглушил его. Но ненадолго. Отец ждал, зависнув неподалеку.