А теперь, душенька, если вы склонны уделить мне внимание, я начну рассказывать вам про свое наследство, впрочем, я твердо намеревалась перейти к этому с самого начала, но как вспомнишь что-нибудь, так за этим сразу же еще что-нибудь вспомнится.

   Дело было в июне месяце, накануне солнцестояния, и вот приходит ко мне моя горничная Уинифред Меджерс (она была из секты Плимутских сестер, и тот Плимутский брат *, что ее увез, поступил очень разумно, потому что более чистоплотной девушки, более пригодной на то, чтобы ввести ее как жену в свой дом, во всем свете не сыщешь, и она впоследствии заходила ко мне с прехорошенькими Плимутскими близнецами), -- так, значит, дело было в июне месяце, накануне солнцестояния, и вот приходит ко мне Уинифред Меджерс и говорит:

   -- Какой-то джентльмен от консула желает поговорить с миссис Лиррипер.

   Верьте не верьте, душенька, но я вообразила, что речь идет о консолях в банке, где у меня отложено кое-что для Джемми, и я говорю:

   -- Боже мой, неужто они страшно упали?

   А Уинифред мне на это:

   -- Не похоже, сударыня, чтоб он упал.

   Тогда я ей говорю:

   -- Проводите его сюда.

   Входит джентльмен, смуглый, волосы острижены, я бы сказала -- чересчур коротко, и говорит очень вежливо:

   -- Мадам Лирруиперр?

   Я говорю:

   -- Да, сэр. Садитесь, пожалуйста.

   -- Я прришел, -- говорит он, -- от фрранцузского консула. (Тут я сразу поняла, что это не касается Английского банка.) Мы получили из мэррии горрода Санса, -- говорит джентльмен, как-то чудно и с большим искусством выговаривая звук "р", -- сообщение, которое я буду иметь честь пррочитать. Мадам Лирруиперр понимает по-фрранцузски?

   -- Что вы, сэр? -- говорю я. -- Мадам Лиррипер ничего такого не понимает.

   -- Это ничего не значит. -- говорит джентльмен, -- я буду перреводить.

   И тут, душенька, джентльмен прочитал что-то насчет какого-то департамента и какой-то мэрии (которую я, да простит мне бог, принимала за женщину по имени Мэри, пока майор не вернулся домой, причем я несказанно удивлялась, каким образом эта особа припуталась ко всей истории), а потом перевел мне что-то очень длинное, утруждая себя самым любезным образом, и дело оказалось вот в чем: в городе Сансе во Франции умирает один неизвестный англичанин. Он лежит без языка и без движения. В квартире его нашлись золотые часы и кошелек, в котором столько-то и столько-то денег, а также чемодан, в котором такая-то и такая-то одежда, но никакого паспорта и никаких бумаг нет, если не считать, что на столе валяется колода карт и на рубашке червонного туза написано карандашом следующее: "Властям. Когда я умру, прошу переслать все, что останется после меня, миссис Лиррипер, дом номер восемьдесят один, Норфолк-стрит, Стрэнд, Лондон, в качестве наследства".

   Когда джентльмен объяснил мне все это (причем я подумала, что письмо составлено гораздо более вразумительно, нежели можно ожидать от французов, но в то время я еще не была знакома с этой нацией), он вручил мне документ. И можете быть уверены, что я ровно ничего в нем не разобрала, разве только заметила, что бумага похожа на оберточную и вся припечатана орлами.

   -- Полагает ли мадам Лирруиперр, -- говорит джентльмен, -- что она знает своего несчастного компатрриота?

   Вообразите, душенька, в какое смятение я пришла, услышав, что меня спрашивают о каких-то моих "компатриотах".