Изменить размер шрифта - +
― Она добавила еле слышно: ― И я хочу увидеть ее.

― Это вы сможете. ― Я показал ей тонированное стекло в двери, прозрачное только со стороны кабинета, и наушники, связанные с микрофонами в приемной. ― Вы останетесь здесь и будете конспектировать. Я ее сюда не допущу. Надеюсь, осложнений не будет.

― Мне не страшно. Я так долго жила под страхом, и вдруг он куда‑то делся.

Без восьми десять синий «шевроле‑седан» медленно проехал по противоположной стороне улицы в направлении Лос‑Анджелеса. Лицо женщины за рулем на мгновение озарилось фотовспышкой встречных фар.

― Это Бесс. Оставайтесь здесь и не подавайте признаков жизни. Держитесь подальше от окна.

― Хорошо.

Закрыв за собой дверь, я сбежал вниз по лестнице. Без двух минут десять «шевроле‑седан» подкатил с другой стороны и остановился у парапета прямо напротив парадного, у которого я ждал.

Тремя прыжками я пересек тротуар, дернул на себя дверцу машины и наставил на женщину револьвер. Она завела мотор. Я выдернул ключ из зажигания. Она попыталась вцепиться мне в лицо. Я захватил и стиснул ее пальцы.

― Тихо, Бесс. Ты попалась.

― Да мне не впервой. ― Она звучно вздохнула. ― Только меня это не слишком колыхало, пока я не напоролась на тебя. Ну, парниша, что теперь?

― То же, что и раньше, только на этот раз ты мне выложишь все.

― Кто это сказал?

― Пять тысяч наличными.

― Ты что, передашь мне деньги?

― Когда заслужишь.

― И отпустишь?

― Если ты в этом деле чиста. К полиции нравов я отношения не имею.

Она наклонилась вперед, вглядываясь в мои глаза, как будто в их глубине скрывалось ее будущее. Я отстранился.

― Покажи деньги.

― Наверху в конторе.

― Тогда чего мы ждем?

Она вылезла из машины, ошеломляюще статная в желтом платье‑джерси с рядом золотых пуговиц сверху донизу. Обыскав ее на лестнице, я не нашел оружия, а только слегка обжег пальцы. Но в освещенной комнате я увидел, что она теряет свою красоту. Прошлое проступало на ее лице, как невидимые чернила. Пудра и помада, ядовито‑яркие под лампой дневного света, начали сохнуть и осыпаться. В порах носа собралась грязь. Разрушение шло в ней быстро, как будто утром она подхватила от мужа эту фатальную болезнь.

Бесс почувствовала на себе мой холодный изучающий взгляд, и ее рука автоматически провела по волосам, в которых иссиня‑черные пряди чередовались с зеленовато‑желтыми. Я догадался, что Бесс полдня травила их перекисью водорода, пытаясь восстановить свой облик перед дешевым гостиничным зеркалом. Мне стало интересно, что думает девушка за непроницаемым стеклом.

― Не смотри на меня, ― сказала Бесс. ― Сегодня у меня был тяжелый день.

Она села на стул у входной двери, как можно дальше от лампы, и скрестила ноги. Ногам‑то ничего не делается.

― Тяжелый день у тебя впереди. Рассказывай.

― Можно взглянуть на деньги?

Я сел напротив нее и выложил пять завернутых в коричневую бумагу пачек на разделявший нас стол. В настольную лампу был вделан микрофон, и я его включил.

― Тут пять тысяч, точно?

― Ты имеешь дело с честными людьми. Положись на мое слово.

― Что я должна тебе выложить?

― Все. Все, что тебе известно.

― На это ста лет не хватит.

― Неужели? Начнем с самого простого. Кто убил Синглтона?

― Его пристрелил Лео Дюрано. ― Ее затуманенный голубой взгляд вернулся к пачкам с деньгами. ― Теперь, я думаю, ты спросишь, кто такой Лео Дюрано.

― Мы встречались. Его послужной список мне известен.

Она не удивилась.

― Ты не знаешь Лео, как знаю Лео я. Глаза бы мои его не видели.

― Он привлекался за совращение малолетних лет десять назад. Малолетняя ― это ты?

― Ага.

Быстрый переход