Изменить размер шрифта - +

Хотя о письме-то Лютер и без того мог бы догадаться, его все-таки поразила сама мысль, что его имя занесли на бумагу и переправили через три штата, чтоб оно в конце концов оказалось в руках у тетушки Марты, и она, должно быть, прикасалась к этим буквам своим пальцем, крошечным, как она сама.

Тетя Марта улыбнулась ему — совсем не так дружелюбно, как улыбалась племяннице. Взяла его руку в свои. Подняла на него взгляд, посмотрела в глаза:

— Приятно познакомиться, Лютер Лоуренс. Мы здесь, в Гринвуде, ходим в церковь. А вы ходите?

— Конечно, мэм.

— Ну что ж, — она сжала его кисть влажными ладонями и плавно встряхнула, — тогда, думаю, мы с вами отлично поладим.

— Да, мэм.

Лютер приготовился долго топать пешком, но Джеймс подвел их к «олдсмобилю-рео», красному и сияющему, словно яблоко, только что извлеченное из ведра с водой, на колесах с деревянными спицами, с черным верхом, который Джеймс опустил и пристегнул сзади. Чемоданы положили на заднее сиденье, там же разместились Марта с Лайлой, уже тараторившие без умолку, а Лютер забрался на переднее, рядом с Джеймсом, и они выкатили со стоянки. Лютеру подумалось, что в Колумбусе негр за рулем такой машины рисковал бы мигом схлопотать пулю за угон, но здесь, на вокзале Талсы, на них, похоже, не обращали внимания даже белые.

Джеймс, расплывшись в улыбке, объяснил, что у его «олдса» восьмицилиндровый двигатель в шестьдесят лошадиных сил.

— А вы чем занимаетесь? — поинтересовался Лютер.

— У меня два гаража, — ответил Джеймс. — И работают у меня четверо. Я бы рад тебя туда пристроить, сынок, но мне сейчас хватает помощников, насилу с ними управляюсь. Да ты не переживай, в Талсе полно всякой работы, что слева от железной дороги, что справа. У нас тут нефтяные края, сынок. Все пошло в рост из-за этой черной жижи, оглянуться не успели. Двадцать пять лет назад тут ничего этого не было. Торчала одна-единственная фактория. Представляешь?

Лютер смотрел в окно на проплывающий мимо деловой центр города, на домищи повыше, чем в Мемфисе, — такие он видал разве что на фотоснимках Чикаго или Нью-Йорка; на улицах оказалось полно машин и полно людей, и он подумал: да ведь трудно вообразить, чтоб такой город можно было отгрохать меньше чем за сто лет, но этой стране некогда ждать, да и незачем.

Он посмотрел вперед: они въехали в Гринвуд, и Джеймс помахал каким-то мужикам, строившим дом, и они помахали ему в ответ, и он погудел, и Марта объяснила, что здесь будет продолжение Гринвуд-авеню, называется Блэкуолл-стрит, вот поглядите сюда…

И Лютер поглядел. Увидал негритянский банк, и кафе-мороженое, полное негритянских подростков, и парикмахерскую, и бильярдную, и большую старую бакалею, и универмаг, еще больше, и нотариальную контору, и частную клинику, и здание газеты, и везде кишмя кишели цветные. А потом они покатили мимо кино, гигантского белого шатра, окаймленного огромными фонарями, и Лютер поднял глаза, чтобы прочесть название этого места: «Дримленд» — «Земля мечты», и он подумал: «Так вот куда мы прибыли, братец. Тогда понятно».

Они поехали по Детройт-авеню, где у Джеймса и Марты Холлуэй был собственный дом. Лютера замутило. Здания на Детройт-авеню были из красного кирпича или из шоколадно-розоватого камня, и размерами они не уступали домам белых. И не абы каких белых, а тех, кто живет хорошо. Газоны подстрижены до изумрудной щетинки, дома опоясаны террасами под яркими навесами.

Они вкатили на подъездную дорожку возле темно-коричневого дома, выстроенного в тюдоровском стиле, и Джеймс остановил машину, и очень вовремя, потому что у Лютера кружилась голова и он боялся, как бы его не вырвало.

Лайла сказала:

— Ну, Лютер, просто помереть, а?

Да уж, подумал Лютер, только и остается.

Быстрый переход