- Виталя, - пацаненок не удержался, все-таки хлюпнул носом.

- Не реви, казак, атаманом станешь, - автоматом повторил он то, что ему самому отец говорил, вытягивая из холодной воды в ванной.

Хоть и понимал мелкого: угар драки начал утихать, ярость выплеснулась и теперь прекрасно ощущалась, как болит спина от побоев отца и пульсирует отекший глаз. Но только сжал челюсти, сдерживая рвущийся сквозь зубы стон, когда наклонился и помог подняться Витале.

- Пошли, умоемся, - утерев рукой кровь, сочащуюся из его носа, велел он мальчишке.

Развернулся, и потянул его за собой, направившись в сторону их дома.

Отец, уже явно успокоившись, даже одобрил то, что сын защитил младшего ребенка, восстановив справедливость. Хорошо проявил себя перед людьми. Не струсил. Скупо похвалил Димку.

Так он и взял шефство над мальчишкой.

Виталя с того дня стал тенью везде следовать за старшим товарищем, потихоньку перенимая привычки и манеру вести себя, подражая в упорстве и настойчивости. Отдавая всю преданность и привязанность, которая больше никому и не нужна была. А спустя какое-то время, стал звать «батей».

Парни во дворе, и без того уважающие Диму, имеющего такого отца, побаивающиеся упорства и бескомпромиссности младшего Калиненко в любой драке, готовности идти к победе любой ценой – в шутку стали передергивать это обращение, тем не менее, без насмешки даже с каким-то уважением.

Так он стал «батяней» почти для всех.

Годы шли, парни росли, менялась и обстановка в государстве. А это как-то не менялось. Люди вертелись, тянулись к нему, привлеченные силой и четкой уверенностью «батяни» в том, что он никогда не ошибается и всегда точно знает, что и зачем делает, какой курс выбирает. А уж когда «Любэ» грянуло своей нетленной песней, все парни, как сговорившись, перекрестили Калиненко из батяни - Комбатом.

Тем более что он один из них всех действительно отслужил в армии. Отец даже слышать ничего не хотел о каком-то ином пути для своего сына. Правда потом, поняв, куда сына тянет и на какой вектор тот свернул, не гнушаясь ничем – сам оборвал все контакты, и матери не давал общаться с сыном.

Годы бежали дальше, официально батяня-Комбат давно трансформировался в Калиненко Дмитрия Владленовича, точно зная, чего хочет от жизни получить. Люди рядом менялись, подбираясь по необходимости и выгоде, по полезности, преданности и возможности их контролировать. И только Виталя так и остался рядом, единственный человек, которому Дмитрий до сих пор, даже после срока, доверял на сто процентов. И только он продолжал звать его батей.

- Ну так, - наблюдая за тем, как Дмитрий натягивает джинсы, Виталя посматривал по сторонам, приглядываясь к квартире. – Лизка призналась, кто ее подослал? Я порылся, ясное дело, пока по верхам в ее жизни, вроде явно она ни с кем не связана. Но с какой стати…

- Никто ее не присылал, - зная, что прав, прервал друга Дима.

Взял свитер, встряхнул, расправляя ткань.

- А что, она тебе счет выставить после этих лет решила? Ущерб требует возместить за попранную девичью честь? Чего появилась? – явно растерявшись, уточнил Казак.

- Я сам с ней разберусь, - он натянул свитер через голову. – Она нам не помешает. Наоборот, даже… Блин, Виталя, а носки? – не обнаружив искомое, Дима с претензией глянул на друга.

- Угу, - не убежденно хмыкнул Виталий, видимо, прекрасно помня, что и раньше батя, на его взгляд, чересчур благоволил к этой девчонке. – Не помешает. Ага. Там, в пакете носки, - он махнул рукой. – Когда перебираться будешь?

- Пока глупо, пару дней бы осмотреться. А здесь меня вряд ли пасти будут.

- Логично, - не мог не согласиться Казак. – А Лизка не против, что ты у нее обоснуешься?

Дима передернул плечами, показывая, что его это не особо волнует.