— Он меняет девушек?

— Нет, ему нравлюсь я, или он не берет никого. Тут ведь как: «Покажи мне свои денежки, милый».

— А у него мало денег?

— Так он говорит.

— Часто на это жалуется?

— Разве мужчины не вечно жалуются, сэр? На жену, на простату, на погоду. — Она засмеялась. — А у Тони еще его диск.

— Его что?

— Диск в спине. Тут больно, там больно. Я его еще и пожалеть должна. Но никакого массажа, у него все такое нежное.

— Раз ты миришься со всем этим нытьем, — сказал Майло, — тебе впору завести мужа.

— Вы такой милый и забавный, сэр. А вы на что жалуетесь?

— На плохих парней, которым удается от меня ускользнуть, — ответил Майло. — Где ты познакомилась с Тони? И не говори, что не помнишь.

— Не помню. Хи-хи, ладно, ладно, не смотрите на меня таким ужасным взглядом. Я познакомилась с ним на вечеринке. Вечеринке для перевертышей на холмах.

— Кто такой перевертыш?

— Джентльмен, который делает вид, что он притворяется…

— …что он девушка, — закончил Майло. — Не то что твои честные подружки «У Гордито».

— Мои подружки — настоящие девушки, что бы ни говорило правительство. Они ла фам там, где это важно, — в мозгах.

— А перевертыши…

— Эти даже не пытаются. У них все безобразно. Безобразные парики, безобразные платья, безобразные бугры после бритья, туфли с тупыми носами. У них нет костей, и им не хватает изящества. Для перевертышей это парад на Хеллоуин, а затем — снова возврат к костюму и галстуку в понедельник.

— Маскарад, — кивнул Майло.

— Даже не маскарад, сэр. Они ведь не пытаются…

— Где именно на холмах была та вечеринка?

— Какое-то место рядом с плакатом с надписью «Голливуд».

— Над Бичвудом?

— Я не знаю названий улиц. Это давно было.

— Насколько давно?

— Полгода? — предположила Таша. — Ну, может, пять месяцев. Я разговаривала с Тони, но домой отправилась с юристом. Вот это был дом! В Окснарде, у воды; чтобы туда добраться, мы ехали и ехали, и воздух был таким соленым. Я не назову вам его имени, что бы вы ни делали, потому что он был милым. Милым, старым и одиноким: жена лежала в больнице. На следующее утро он приготовил вафли со свежими бананами, и я смотрела, как над водой встает солнце.

— Тоже перевертыш?

— Нет, он гетеросексуал.

— Значит, там были и обычные мужики?

— Девушки, перевертыши, обычные. — Она хихикнула.

— А Тони кто?

— Обычный. Я сначала решила, что он садовник, или сантехник, или еще кто-то в этом роде. Пришел починить унитаз.

— На нем была форма?

— Он был неряшливый, — произнесла Таша таким тоном, будто это было преступление. — Мятые брюки, рубашка с надписью «Алоха». Как быдло.

— А как ты попала на эту вечеринку?

— Меня одна девушка пригласила. Германия, единственное имя, которое я знаю. Из приличной семьи, белая, несколько месяцев назад вернулась домой. Рассказывала, что у ее папочки две жены в Юте и мачеха ее хорошо приняла, а вот другая мать…

— Сколько всего народу было на вечеринке?

— Тридцать? Пятьдесят? Народу полон дом. Девушки зажигают, перевертыши напоминают сборище старушек, гетеросексуалы пытаются определить, что делать.