– Потому что ты бы посмеялся надо мной. Потому что мог отказать. Потому что я не был уверен, что ты меня простил.

В ту ночь мы не занялись любовью, но я засыпал в его объятиях, и чувствовал его дыхание, и узнавал его запах после стольких лет, и знал, что я наконец-то в постели с моим Оливером и, когда мы отпустим друг друга, никто из нас никуда не денется, – и именно поэтому я понял, что, несмотря на два минувших десятилетия, мы ни на день не старше молодых людей, которыми были так давно под этой крышей. Утром он посмотрел на меня. Я не хотел, чтобы расстояние между нами заполнила тишина. Я хотел, чтобы он заговорил. Но он говорить не собирался.

– Это утренняя… или из-за меня? – в конце концов спросил я. – Потому что у меня не утренняя.

– И у меня, – сказал он.

Именно я, а не он вспомнил, как он любил начинать.

– Я занимался этим только с тобой, – признался он, окончательно подтверждая наши общие намерения, и добавил: – Но все равно нервничаю.

– Никогда не видел, чтобы ты нервничал.

– Знаю.

– Я тоже должен тебе кое в чем признаться… – начал я, потому что хотел, чтобы он знал.

– Что?

– Я сохранил все это для тебя.

– А что, если бы нам не привелось быть вместе?

– Такого быть не могло, – сказал я и не удержался: – Ты знаешь, что мне нравится.

– Знаю.

– Значит, ты не забыл.

Он улыбнулся. Нет, не забыл.

На рассвете, после секса, мы пошли плавать, как много лет назад. А когда вернулись, остальные обитатели дома еще спали.

– Я приготовлю кофе.

– Безумно хочу кофе, – сказал он.

– Миранда любит кофе по-неаполитански. Мы уже сто лет его так варим.

– Отлично, – бросил он и отправился в душ. Я наполнил кофеварку и поставил кипятиться воду для яиц. Затем положил на стол две сервировочные салфетки, одну во главе стола, а другую рядом, сунул в тостер четыре кусочка хлеба, но не включил его. Когда Оливер вернулся, я попросил его последить за кофе, но не переворачивать кофеварку, как только кофе приготовится. Мне нравились его расчесанные, но все еще влажные волосы. Я забыл, что по утрам он выглядит так. А каких-то два часа назад мы сомневались, что вообще когда-нибудь займемся любовью вновь. Я перестал суетиться с завтраком и посмотрел на Оливера. Он понял, о чем я думаю, и улыбнулся. Да, напугавшая нас неловкость осталась позади, и, словно в подтверждение этого, по пути из кухни в душ я поцеловал его в шею долгим поцелуем.

– Меня давно так не целовали, – признался Оливер.

– Время, – подколол я его.

После душа я вернулся на кухню и с удивлением обнаружил, что Оливер и Оливер сидят друг рядом с другом с длинной стороны стола. Я положил в кипящую воду шесть яиц, каждому по два. Оливеры обсуждали фильм, который мы накануне вечером смотрели по телевизору. Оливер явно сразу понравился маленькому Олли.

Намазав горячие тосты маслом для всей компании, я смотрел, как Оливер срезает верхушку яйца сначала для маленького Олли, а потом и для себя.

– Ты знаешь, кто научил меня этому? – спросил Оливер.

– Кто? – полюбопытствовал мальчик.

– Твой брат. Он каждое утро срезал для меня верхушку яйца, потому что я не умел. В Америке такому не учат. А я научил своих сыновей.

– У тебя есть сыновья?

– Да.

– Как их зовут?

Он сказал ему.

– А ты знаешь, в честь кого тебя назвали? – наконец спросил Оливер.