Изменить размер шрифта - +
И теперь, девять лет спустя, когда я смотрю на эту стену под старой лампадой, я снова с ним и, клянусь тебе, ничего не изменилось. Через тридцать, сорок, пятьдесят лет мои чувства останутся прежними. Я за свою жизнь встретил много женщин и еще больше мужчин, но то, что водяными знаками нанесено на эту самую стену, затмевает всех, кого я знал. Приходя сюда, я могу быть один или в компании, например с тобой, но при этом я всегда с ним. Если я стою час, глядя на эту стену, то провожу с ним час. И если я заговорю с ней, она мне ответит.

– И что скажет? – спросила Миранда, которую полностью захватили стена и слова Элио.

– Что скажет? Просто: «Ищи меня, найди меня».

– А ты что ответишь?

– Я отвечу то же самое. «Ищи меня, найди меня», и мы оба счастливы. Теперь вы знаете.

– Может, тебе нужно поменьше гордости и побольше смелости? Гордостью мы обычно называем страх. Когда-то ты ничего не боялся. Что случилось?

– Ты ошибаешься насчет моей смелости, – сказал он. – Мне никогда не хватало духу даже позвонить или написать ему, не говоря уж о том, чтобы навестить. Единственное, на что я способен, – это, оставшись в одиночестве, шептать его имя в темноте. После я всегда смеюсь над собой и молюсь, как бы не прошептать его имя, когда я с кем-то другим.

Мы с Мирандой молчали. Она подошла к Элио и поцеловала его в щеку. Сказать нам было нечего.

– Я только раз прошептал чужое имя, но, кажется, это изменило меня на всю жизнь, – сказал я, повернувшись к Миранде, которая тут же поняла, о чем я.

– Только в его случае… Можно я расскажу? – спросила она меня.

Я кивнул.

– В его случае он прошептал чужое имя той женщине, с которой спал, – сказала Миранда. – Ну и чудны́е у всех нас семьи!

Добавить было нечего.

Немного погодя мы решили выпить по бокалу вина «У Серджетто».

Когда мы пришли, энотека только открывалась и все столики были свободны, а потому мы сели там, где сидели накануне.

– Видите, я тоже заболела вигилиями, – усмехнулась Миранда.

Мне понравилось, что горели не все лампы; в заведении стоял полумрак, отчего казалось, что сейчас позднее, чем есть на самом деле. Официант за барной стойкой нас сразу узнал и уточнил, будем ли мы пить то же красное. Я спросил Элио, устраивает ли его барбареско. Он кивнул, а потом напомнил нам, что сегодня вечером на машине едет обратно в Неаполь вместе с другом. Он так издалека приехал в Рим, только чтобы повидаться со мной.

– Что за друг? – спросил я.

– Друг с машиной, – ответил он, напустив строгий вид, и покачал головой. Тем самым он давал мне понять, что я глубоко заблуждаюсь.

Принеся нам вино, официант вернулся за стойку и вынес закуски.

– За счет заведения, – сказал он.

Видимо, потому что вчера вечером я оставил ему хорошие чаевые. Уходили мы одними из последних, перед самым закрытием.

Мы выпили за счастье друг друга.

– Кто знает, может быть, завтра мы придем на твой концерт после Археологического музея – если все-таки поедем в Неаполь.

– Пожалуйста, пожалуйста, приходите. Я оставлю для вас два билета в кассе. – Потом он надел свитер и встал. – Скажу одно. Ты произнес эти слова много лет назад, теперь моя очередь: «Я вам двоим завидую. Пожалуйста, не испортите этого».

Я был с двумя людьми, которых любил больше всего на свете.

Мы расцеловались на прощание. Потом я снова сел и посмотрел на Миранду.

– Кажется, я чрезвычайно счастлив.

– Я тоже.

Быстрый переход