Я покачал головой.

– Я мерзну, когда нервничаю.

– Почему ты нервничаешь?

– Я не хочу, чтобы это кончалось.

– А почему оно должно кончиться?

– Просто.

– Ты единственная карта, которой меня чуть не лишила судьба-шулер. Сегодня у нас юбилей, четыре недели вместе, а ведь мы запросто могли и не встретиться. Мне нужно… – Но тут он осекся.

– Тебе нужно?

– Мне нужна еще неделя, еще месяц, еще три месяца, то есть еще целая жизнь. Дай мне зиму. Весной ты улетишь на гастроли. Подо всеми слоями, которые мы сегодня сняли, я обнаружил, что для тебя есть только один человек, и я уверен, что это не я.

Я ничего не ответил. Он грустно улыбнулся.

– Может быть, женатик. – Он немного помолчал, а потом продолжил напряженным голосом: – Я хочу в жизни только одного: чтобы ты был счастлив. Все прочее… – Он не мог продолжать. Он покачал головой, показывая, что все прочее не имеет значения.

Нам нечего было добавить. Я обнял его, и он обнял меня в ответ, и мы по-прежнему обнимались, когда он заметил, как над нами проплывает стая гусей.

– Смотри! – сказал он. Я не разжал объятий.

– Ноябрь, – сказал я.

– Да. Ни зима, ни осень. Мне всегда нравился ноябрь среди пейзажей Коро.

Capriccio

Эрика и Пол.

Они никогда раньше не встречались, но из лифта вышли вместе. Она – в туфлях на высоких каблуках, он – в мокасинах. В лифте они выяснили, что едут в одну и ту же квартиру и что у них даже есть общий знакомый, некий Клайв, о котором я совершенно ничего не знал. Мне показалось странным, что им удалось договориться до Клайва, однако что может показаться странным вечером, который сам по себе обещает быть странным, ведь два человека, которых я так отчаянно хотел видеть на своей прощальной вечеринке, прибыли вместе. Он – с бойфрендом существенно его старше, а она – с мужем, но я никак не мог поверить, что после долгих месяцев моего нестерпимого желания сблизиться с ними двумя они наконец оба оказались под моей крышей, в один из последних дней, которые мне предстояло провести в этом городе. На вечеринке было много других людей – но кому интересны другие: его партнер, ее муж, инструктор по йоге, подруга, с которой Миколь меня все время хотела познакомить, пара, с которой я подружился в прошлом году на конференции, посвященной евреям – беженцам из Третьего рейха, странноватый иглотерапевт, безумный преподаватель логики с моей кафедры и его чокнутая жена-веганка и милый доктор Чадри из больницы «Маунт Синай», который, стараясь угодить гостям, готов был переосмыслить саму концепцию фуршетных блюд. Мы открыли просекко и выпили за наше возвращение в Нью-Гемпшир. Речи гулко звучали в уже пустой квартире, и несколько аспирантов произносили шутливые тосты в мою честь, а гости все приходили и уходили.

Но те двое, кто был важен для меня, никуда не девались. В какой-то момент, пока остальные гости топтались в квартире, лишенной мебели, она вышла на балкон, и я пошел за ней, а потом он пошел за нами, и они вдвоем облокотились на решетку, держа бокалы в руках и разговаривая об этом Клайве, она слева от меня, он справа от меня, и я поставил стакан на пол и обнял их обоих за талию, по-дружески, совершенно непринужденно. Потом я убрал руки и оперся на ограждение, и мы все трое стояли плечом к плечу, глядя, как садится солнце.

Ни он, ни она не отодвинулись, оба ко мне склонились. У меня ушли месяцы на то, чтобы наконец привести их сюда. Это было наше общее мгновение тишины на балконе с видом на Гудзон необычайно теплым вечером в середине ноября.