Между тем из строя никто так и не вышел. Лысянский осклабился.
– Ладно, товарищи, будем делать, как всегда. Первый ряд, два шага вперед! На первый-десятый – рассчитайсь!
Подчинившись, пленные начали расчет. Хиви рассредоточились вдоль колонны, внимательно следя за происходящим.
Дерябин оказался восьмым.
Дробот – девятым.
Парня рядом с ним «каракуль» грубо выволок из строя, точно так же остальные поступили с каждым десятым. Роман успел заметить выражение его лица: не испуганное, а покорное и обреченное.
Ту же процедуру прошли пленные из второго ряда. Стоя к ним спиной, Дробот ничего не видел – только услышал, как вспыхнула короткая отчаянная возня. «Каракуль», вскинув карабин, пальнул поверх голов, и почти весь первый ряд инстинктивно дернулся вниз, преклонив колени. Дерябин оказался среди тех, кто даже не вздрогнул, и Дроботу, который, по примеру большинства, машинально пригнулся, показалось на мгновение – тонкие губы особиста изогнулись в презрительной усмешке. Или он впрямь не боялся, или – Роман так и не смог в такое поверить, – просто любовался самим собой даже в такой ситуации.
Между тем хиви уже волокли из строя двух пленных. Один, низенький дядька с широкими скулами, матерно орал на молодого паренька с ежиком рыжих волос. Дробот не сразу, но понял – скуластый попытался занять место рыжего прямо в строю, а хлопцу это, конечно же, не понравилось. Судя по реакции Лысянского и остальных полицаев, такие случаи уже не раз имели место. И наказание последовало наверняка стандартное: на работу в лес послали обоих.
Что давало Дроботу серьезную пищу для размышлений. Хотя вывод напрашивался самый простой: работа в лесу гарантирует какую-то кормежку, но в то же время означает нечто, близкое к смертному приговору.
– С этим ясно, – проговорил между тем Лысянский. – Желающие могилы копать сегодня будут?
Не дожидаясь специального приказа, из строя шагнул Васька Боровой, его примеру последовало сразу полтора десятка пленных. Дробот прикинул: вместе с теми, кому выпало отправляться в лес, и горсткой добровольцев получилась треть всех узников лагеря. Какая участь уготована остальным, он не имел представления. Но, вероятно, не самая завидная.
Здесь все приговорены, понял Роман. Кто к быстрой смерти. Кто – к медленной. И любая смерть страшна.
Когда пленным велели разойтись, могильщики, как назвал их про себя Дробот, сразу же сбились в отдельную кучку. Двадцать человек, отобранных для работы в лесу, построили в ряд и под конвоем вывели за ворота. Рыжий парнишка обернулся на ходу, бросая, как показалось Роману, прощальный взгляд на лагерный барак, но получил от полицая в кожаном пальто прикладом по спине, согнулся и покорно поплелся с остальными.
Пленные, оставшиеся не у дел, медленно разбрелись по лагерю. Дерябин, держа руки в карманах, подошел ближе чуть развалистой походкой, подражая городской шпане, с которой Роман всю сознательную жизнь сталкивался постоянно.
– Чего не вышел?
– Куда? – не понял Дробот.
– Добровольцем. Ванька вон, Синельников, не постеснялся. Наблюдал я тут его, пока мы плутали.
– И что высмотрел? – спросил Роман без особого любопытства, просто поняв – так или иначе избегать общения с Николаем здесь, в лагере, ему никак не удастся.
– Не высмотрел – послушал. Властью недоволен, в армию, говорит, его чуть не силой призвали. Бронь, вишь, была, потом сняли. В целом подозрительный элемент. Жаль, не успели выйти к нашим. Сдал бы врага… с тобой до пары.
Дробот глянул по сторонам. На них никто не обращал внимания.
– Слушай, старшой, – процедил он сквозь зубы, подойдя к Николаю вплотную. – Хотел бы я тебя, как говорили пацаны с нашей улицы, вломить, давно вломил бы. |