– Что ты сказал? – тихо, даже зловеще переспросил Дерябин, хотя все прекрасно слышал.

– Трус и мародер, – теперь Роман говорил смелее, голос звучал звонче. – Если выйдем к нашим, я первым доложу начальству о твоем поведении. А вот ребята меня поддержат. Меня пускай судят, хрен с ним. Только и ты почешешься.

– Отставить, – Николай не кричал, говорил ровно, но именно этот тон не предвещал ничего хорошего.

– Я все сказал.

– Ну, тогда данной мне властью, именем…

Не договорив, от чьего имени собирается действовать, Дерябин в который раз выхватил пистолет, теперь уже из кармана рваной солдатской шинели. Выстрелить не успел: двое бойцов, не сговариваясь, кинулись на него с разных сторон. Один вывернул руку, заставляя пальцы разжаться. Другой обхватил Николая за талию. Особист оказался здоровым и крепким не только с виду, ему даже в таком положении удалось освободиться, но остальные свидетели вышли из ступора, навалились разом, прижали старшего лейтенанта к борту машины.

– Вы ответите! Вы все ответите! – орал Дерябин.

– Больно-то не пугай, – проговорил черноусый солдат лет тридцати. – Тут война кругом да чисто поле, товарищ командир. Вона, сколько людей до своих уже никогда не доберутся. Одним больше, война спишет. Понял?

– Отпустите, – проговорил особист уже более спокойно.

– Так-то лучше.

Его перестали держать. Дерябин одернул гимнастерку, машинально отряхнул шинель, протянул руку. Пистолет вернули, Николай опустил его в карман, исподлобья оглядел стоявших напротив людей, чуть дольше задержал взгляд на Дроботе. Затем распрямил спину, голос снова обрел командные нотки.

– Значит так. Повторяю для тех, у кого есть вопросы. Рядовой Дробот направляется в Особый отдел фронта для проведения следствия. Он совершил проступок, который в военное время определяется как преступление. У меня приказ доставить его, и я приказ выполню. Вы мне в этом поможете. А я даю слово офицера, что забуду о том, как ты, – для убедительности он показал пальцем на черноусого, – угрожал убийством офицеру НКВД, – выдержав короткую паузу, продолжил: – Учитывая особые обстоятельства, боец Дробот может взять оружие. Но по прибытию на место назначения или же – в ближайшую воинскую часть ты, Дробот, обязан будешь его сдать. Понятно?

– Так точно, – ответил Роман скорее по армейской привычке, чем в самом деле собираясь вытягиваться перед этим старшим лейтенантом.

Он подобрал винтовку. После чего их маленький отряд двинулся на восток, надеясь уже к вечеру, в худшем случае – к ночи выйти к своим. Карту Дерябин нашел в планшете убитого в кабине офицера.

Темнело рано. Быстро опустившаяся сырая ночь не стала для них главным препятствием. Когда услышали впереди раскаты канонады, пошли на звук, а через несколько часов наткнулись в лесу на группу солдат, которую вел сержант-взводный, и поняли несколько неприятных для себя вещей.

Первое: они все-таки сбились с пути, хоть и ненамного.

Второе: утром истребитель появился не зря – на одном из участков фронта внезапно прорвались немцы, стремительный маневр обеспечивался поддержкой с воздуха, и этот неполный взвод – все, что осталось от пехотного батальона, принявшего на себя основной удар.

Наконец, третье и самое неприятное: сейчас все они, сами того не подозревая, оказались во вражеском тылу. Нужно было выбираться и вести себя осторожнее.

Когда под утро их небольшой отряд нарвался-таки на немцев, Дробот подумал не о том, что вот сейчас им всем крышка, а о Николае Дерябине – это ведь он взял под свое командование всю вновь образовавшуюся группу, он вел ее и под его руководством они окончательно сбились с пути. Хотя много позже, когда всех, кто уцелел в коротком и отчаянном бою, везли в тыл врага, в лагерь, он честно признался себе: особист тут все же ни при чем.