– И что же – сам моете? А прислуга на что? – снисходительно поинтересовался Спайк.

Профессор вытаращил глаза: какая прислуга, вы что? Все сам, все сам, вот этими артритными ручонками.

А может, он врал все. Старый лис… Но от осознания своего превосходства Спайку стало приятно. Он принялся объяснять Профессору, насколько экономнее и разумнее пользоваться бытовой техникой при мытье посуды, которая позволяет снизить расход воды и избежать микробного заражения… При этом он вскочил, подошел к зеркалу и посмотрел на больной глаз. Краснота уменьшилась, что резко улучшило настроение.

Потом, символически пригубив коньяк – «За старое время, за молодость нашу!» – он пустился в воспоминания:

– Помните, как в камере сидели почти месяц?

– Двадцать четыре дня, – уточнил Профессор. – Эти двое так нас рассматривали, я думал – задушат ночью. Как их? Ващинский и Клочко!

– Вполне могли задушить, – кивнул Спайк. – Это же звери были, а не люди. Их недаром расстреляли…

Он усмехнулся.

– А вас совесть не мучает, коллега? Дурные сны не беспокоят? Или бессонница?

– А почему меня должно что-то мучить? – отмахнулся Профессор. – Я работал по заданию органов, на стороне закона, против преступников…

– А как же Божеские законы? Предательство и лицедейство – тяжкие грехи!

Если Спайк хотел разозлить коллегу, то это ему не удалось.

– Ерунда все это. Слова… Вот давление меня действительно мучает, – смиренно ответил старичок с бородавкой.

– Меня тоже, – оживился Спайк. – Вы что принимаете? Я вот когда пью арифон и держу режим, оно отпускает.

Профессор с пониманием смотрел на Сперанского, время от времени потирая сухие ладошки.

– А если таблетки стимулирующие принимать, оно подскакивает…

– Какие таблетки? – удивился Профессор. – Что они стимулируют?

– Ладно, – махнул рукой Спайк, как бы предлагая сменить тему.

Старый напарник принял его условие и в очередной раз осмотрелся по сторонам.

– А почему у вас плита отдельно от духовки? Разве так удобно? А почему на ней нет конфорок? А почему ваш телевизор такой плоский?…

Сперанский терпеливо отвечал на дурацкие вопросы, но в конце концов это ему наскучило. И когда Профессор поинтересовался, что за штуки торчат в гостиной под потолком – подсветка такая, что ли? – литератор буркнул только:

– Система видеоконтроля. Чтобы гости не стянули чего.

Профессор опять не обиделся. Он был стар и, в общем-то, жалок. Сперанский даже устыдился своего чувства превосходства над этой древней развалиной. Только в самом деле непонятно было, зачем он здесь торчит.

В начале четвертого Спайк не выдержал:

– Ну что, будем прощаться? У меня обед в определенное время – режим, знаете ли…

Профессор неожиданно оживился:

– Ой, извините, заболтались… Нам ведь есть о чем поговорить, молодость вспомнить всегда приятно. Даже уходить не хочется. Может, и меня угостите чем-то легким, без холестеринчика? А в следующий раз – я вас!

Спайк сперва возмутился в душе, но тут же возмущение уступило место искреннему удивлению. При первой их встрече он был сомнительным чужестранцем, завербованным на компрометирующих материалах. А Профессор являлся проверенным и верным жрецом господствующей идеологии. Но вот колесо истории провернулось, и все изменилось: идеологически чуждый американец жалеет о сорвавшейся встрече с элитными проститутками, а адепт коммунизма голодает и мечтает о халявном обеде… Да, по-разному складываются человеческие судьбы.