Просто отвратительны. Нас или найдет этот псих Гао с его гвардейскими гавриками, или по недомыслию зарежут какие нибудь другие злодеи и подонки, или же пристукнут обычные работники сельскохозяйственного труда.
– Вижу, у тебя приступ оптимизма, – буркнул Чижиков. – Спрячемся в горах. Уйдем от мира.
– Да да. Обязательно. Я не говорил тебе, старик, как я мечтаю укрыться в горах и распрощаться с суетой? – усмехнулся Сумкин. – Вот, помню, родился и сразу начал мечтать: как было бы здорово с Чижиковым, дорогим моим одноклассником, уйти в какие нибудь древнекитайские горы! Зажить простой, незамутненной жизнью, жрать вершки и корешки, запивая их чистой родниковой водой! Сказка! И Шпунтик с нами опять же. Большая дружная горная семья!
– Да Федор же Михайлович!
– Ну ладно, ладно, – Сумкин вдруг сморщился, схватился за щеку, тонко зашипел.
– Ты чего? – вяло встревожился Чижиков.
– Да все зуб, сволочь, – душным голосом ответил великий китаевед. Через силу усмехнулся. – Прикинь, за три дня до отлета так мне в зуб мудрости вступило… И нечего смеяться! Я волком выл, старик. Правда. Рванул тут же в клинику – то се, поковырялись, просветили. Ах, говорят, какой зубик у вас сложный! Ой, говорят, какой непростой! Будто я сам простой и понятный! Ну, словом, пихнули меня в машину с красным крестом и повезли – хорошо, сирену не врубили для полноты картины. Я им: люди, опомнитесь, кто оплатит все ваши медицинские издержки, прыжки, уколы и эту красивую машину, у меня денег три с половиной сотни, мне через пару дней в Китай, вырвите зубик к свиньям собачьим и все дела! А они: нет, дорогой наш человек, мы тебя не бросим, у нас всероссийская акция доброй воли и проникающей в мозг рекламы, мы тебя сейчас на самом новейшем оборудовании совершенно бесплатно полечим – да так, что не нахвалишься! Короче, старик, привезли меня куда то, бросили в кресло, марлей со всех сторон обложили, насовали полный рот каких то прозрачных трубок, и тут я отрубился. А когда пришел в себя, доктора радостно так скалятся: мы вам, товарищ знаменитый ученый, новый зуб смастерили, лучше старого, но только придется в рекламном ролике сняться и еще интервью дать оплаченное. Это то ладно, если вернемся, дам я им все, а вот что зуб этот каждый божий день дергает по вечерам – этого я им никогда не прощу! Фуф, отпустило, – облегченно сообщил Сумкин. – Я же говорил тебе, что от меня здесь толку никакого. Я сплошная обуза, теперь вообще на части разваливаюсь. Вот и зуб этот… Теперь, видишь, не только каждый вечер, но и по утрам прихватывать стало. Воспаление началось, не иначе.
– Федор, не ной, а? – попросил Чижиков. – Нам сейчас не о зубе твоем думать надо. Зуб нам твой без надобности. А уж если там, куда идем, выхода не будет, то вообще.
– Я ей с самого начала не верил, – Федор вытряхнул из почти пустой пачки пару сигарет. Одну протянул Чижикову. – Она знает гораздо больше, чем говорит. Кстати, а как там, во дворце, все прошло? Дворец то хоть посмотрел одним глазком? Эх, жалко, что не положил я в карман пиджака фотоаппарат!
– Нормально прошло, – ответил Чижиков, затягиваясь. – Зашли в сокровищницу, повстречали там Гао, забрали одну фигулину.
– Какую? – очень заинтересовался Сумкин.
– Оно тебе надо? – вздохнул Чижиков. Что то по прежнему удерживало его рассказать приятелю и про предметы, и про зеркало. – Ты и так очень умный. Череп не жмет?
– Ну интересно же: ради чего это все! – заблестел очками Сумкин. – Так, старик, нечестно. После всего того, что мы вынесли и пережили, ты, значит, фигулину зажал и даже глазком одним не даешь мне на нее взглянуть! Это вообще как понимать? Ты что, мне не доверяешь?! – от возмущения Федор даже остановился.
– Доверяю, доверяю, – успокоил его Котя. |