|
Вернувшийся Шпунтик помогал изо всех сил: тыкался мордой в Сумкина, в Чижикова, в Нику, успокаивающе мурлыкал, был одновременно всюду, проводя посильную кототерапию. Федор смотрелся бледно: встрепанный, с задранной штаниной и с нелепой повязкой на ноге. Котя вырубил ему подходящую бамбучину, и Сумкин попробовал подняться на ноги, опираясь на нее и на плечо Чижикова. Получилось так себе, но подобным способом великий китаевед все же мог передвигаться, хотя и не так быстро, как раньше. Увидев, что дело его небезнадежно, Сумкин немедленно потребовал наибережным образом упаковать «Илиаду»: – Ты, старик, просто не представляешь всю важность моего открытия! Это же буквально переворачивает все наши представления о связях древних китайцев с внешним миром! Притом, заметь: это же перевод! Понимаешь, перевод! А ведь считалось, что переводная литература появилась в Китае только с массовым проникновением сюда индийского буддизма! Фантастика! Просто фантастика! Тут Котя понял, что Сумкин определенно выживет. – А нам обязательно надо лезть в гору? – спросил Котя у Ники. Девушка упрямо кивнула. Так и полезли: Ника по прежнему впереди, со своей и сумкинской поклажей, затем Котя, а сзади – опирающийся на Котю Сумкин, который пристально следил, не уронил ли приятель узел с важнейшей находкой современности. Замыкающим шел Шпунтик, который твердо решил следовать в арьергарде. Котя никогда не подозревал, что тщедушный Сумкин может быть тяжелым как комод. Сначала они шли довольно бодро. Федор периодически тихо охал, наступая на раненую ногу, и только это отвлекало его от рассуждений об «Илиаде». Потом Сумкин пообвыкся, перестал стесняться налегать на Чижикова и охать – и вот тут стало тяжелее. Котя ежесекундно ожидал стрелы в спину от приятелей убитого Никой черного воина, но потом, когда он фактически потащил великого китаеведа на себе, на стрелы стало просто наплевать. Котя думал лишь о том, как бы не оступиться и не навернуться вниз. Продвижение замедлилось. Меж тем подъем делался все круче. Потом и вовсе пошли горные тропы – от уступа к уступу, – по которым надо было не подниматься, но карабкаться. – Брось, комиссар, не донесешь, – простонал Сумкин, когда они добрались до очередного ровного пятачка и остановились перевести дух. – Ты книгу не потерял? Чижикову казалось, что они лезут на эту проклятую гору целую вечность, пот ручьем тек по лицу, и Котя не знал, откуда у него до сих пор берутся силы, – ведь их не осталось еще там, в лодке. «Так вот, наверное, полз Маресьев через лес, от шишки к шишке…» – тупо подумал он, снова принимая Федора на плечо. Подъем казался бесконечным. Но вот – наконец! – они взобрались на последнюю площадку, а дальше оставался лишь короткий рывок к вершине. И здесь Ника решила, что она так дальше не может. – Больше нету, старик, – Сумкин сплюнул фильтр, чиркнул зажигалкой, прикуривая. – Оставлю тебе половину. – Спасибо, Федор, – поблагодарил Чижиков, утирая лицо грязной ладонью. – Кажется, мы почти пришли. Если нам опять не соврали. – Вы мне не доверяете. Я понимаю, – подала голос сидевшая поодаль Ника. – Вы думаете, я все вру, я обманом завлекла вас сюда. И это правда: да, обманом! Да, дядя Костя, я не предупредила вас о том, что случится в самолете. – О, так эта юная затейница из будущего – твоя родственница, старик? – саркастически посмотрел на Нику Сумкин. – И ты уже дядя? Котя только рукой махнул. – Да, вы попали сюда против своей воли, – продолжала Ника. – Но все остальное правда. Мы действительно спасаем мир. – Прелестно! – Сумкин коротко хохотнул. – Особенно я. – Вас здесь вообще быть не должно, Федор Михайлович, – тихо сказала девушка. |
