|
– Особенно я. – Вас здесь вообще быть не должно, Федор Михайлович, – тихо сказала девушка. – Извините. – И тем не менее вот он я! – взмахнул сигаретой великий китаевед. – Жив, частично здоров и немного подстрелен. Держи, старик, – передал он жирный окурок Чижикову. – Последним делюсь. – Дядя Костя! Федор… Михайлович! Извините меня, пожалуйста! – на глазах Ники выступили слезы. – Я многого вам про себя не рассказала, но для миссии это неважно. Поверьте мне! Сумкин и Чижиков одновременно хохотнули. – Ясное дело! – сказал Котя. – А то как же! – сказал Федор. – Господи… – Ника присела на корточки, закрыла лицо руками. Плечи ее задрожали. – Ну как мне вам объяснить. Шпунтик подошел к Нике, внимательно осмотрел, шевеля усами, потянулся к девушке носом. – Ты ей веришь? – спросил Сумкин Чижикова. – Этим трагическим рыданиям? Нет? А твой кот, похоже, верит. – Я такое уже видел, – покачал головой Чижиков. – Но если девочка из будущего для разнообразия скажет нечто оригинальное, попробую поверить и я. – Но я вам все уже рассказала! – воскликнула Ника. Лицо ее было мокрым от слез. Длинные ресницы слиплись. – Я рассказала все, что могла! Нужно было предотвратить критическую хронофлуктуацию, вызванную нелинейным вмешательством в хронопоток, – заученно проговорила она. – Достичь этого можно было лишь одним способом: изъять из этого времени некий предмет, с помощью которого и производится такое вмешательство. Без вас, дядя Костя, изъять предмет было бы невозможно. И… вот мы здесь. – Да что за вмешательство такое? – раздраженно спросил Сумкин. – Акции «Газпрома» резко в цене упадут или Ленин не родится?! – Хорошо… Я скажу вам, – Ника глубоко вздохнула. – Хроновмешательство должно было привести к глобальному изменению облика Земли. Это называется терраформированием. Изменится вся привычная география, история пойдет по совершенно другому пути. Вы, возможно, вовсе не родитесь. А мир в моем времени… Тут она запнулась. – Ну? Ну? Что в твоем времени? – спросил Котя. – Мир в моем времени вовсе перестанет существовать, – качая головой как заводной болванчик, выговорила Ника. – Дело в том, что я последняя. Кроме меня никого не осталось. Меня перекинул во времени автоматизированный хрономодуль, а последние крохи энергии были истрачены на то, чтобы перенести нас в третий век до нашей эры. Там, – Ника подняла глаза к небу, – никого больше нет. Вот каковы последствия того нелинейного вмешательства, которое мы предотвратили. Я лишь надеюсь, что все получилось. И еще раз прошу вас: простите меня! Я боролась за свой мир, за свою реальность. – То есть ты хочешь сказать, – внезапно Чижикову показалось, что он начал понимать, – ты хочешь сказать, что на самом деле наш самолет все таки упал? – Не совсем, – мотнула головой Ника. – Просто изменилась хронопоследовательность. Может, в том две тысячи девятом году, который мы покинули, и самолетов то никаких нет. То есть – не будет. В том две тысячи девятом году, который стал две тысячи девятым годом после нелинейного вмешательства. – Я запутался, – признался Чижиков. – Да все просто, старик, – сказал Сумкин. – Вот смотри: у нас есть некая точка во времени, например, день рождения Стива Джобса, который «Эппл». Стив наш спокойно рождается, взрослеет, набирается ума разума, а потом возглавляет «Эппл» и – опа! – у всей планеты появляются телефоны типа «айфон». А теперь представим себе, что завистливый Билл Гейтс придумал такую версию «Виндоуз», которая может персонально его перенести в дни счастливого младенчества Стива Джобса, чтобы Билли мог придушить этого гения маркетинга прямо в колыбели и не дать ему испытать все прелести золотого детства. |
