– Доверяю, доверяю, – успокоил его Котя. – Вот дойдем до того леска, – указал он заросли у подножия горы, – сядем там в тенечке и я тебе покажу фигулину. Ладно?
Лесок оказался бамбуковой рощей. Чижиков плюхнулся на землю около трех особо крупных стволов, Сумкин присел рядом. Ника некоторое время неприкаянно маялась в сторонке, а потом со словами «пойду разведаю дорогу» скрылась в зелени. Ни Чижиков, ни Сумкин даже не посмотрели в ее сторону.
Котя развязал свой узел с барахлом и осторожно достал сверток с книгами. Он заранее решил, что не покажет Федору зеркала. Ведь тот не знает, что именно нужно было похитить из сокровищницы. Так же, как и Ника – если не врет, конечно. Вот и пусть считают, что предмет – таинственные книги количеством три.
– Господи боже мой… – на Сумкина было страшно глядеть. Казалось, глаза его вот вот выскочат из орбит, а челюсть скатится по хилой груди наземь. – Ты вообще понимаешь, что мы держим в руках, старик?! Это же древ не ки тай ская книга! Головастиковое письмо!!! Это же такая древность, что… что я даже не знаю! – великий китаевед стал хватать ртом воздух, словно вытащенная на берег рыба. Сумкину явно не хватало слов, чтобы выразить обуявшие его чувства. – Обалдеть, старик! Просто обалдеть! Да уйди ты! Не кошачьего ума это дело! – отвел он рукой в сторону морду любопытного Шпунтика.
Сумкин держал бамбуковую связку перед собой как святую икону в драгоценном окладе. Он смотрел на книгу с обожанием, кажется – еще немного и Федор покроет неровные, темные от времени бамбуковые планки серией жарких поцелуев.
– Так, попробуем разобрать, как называется… Может, старик, перед нами неизвестный текст Конфуция или апокриф Мэн цзы! Черт, непонятно, – бормотал Сумкин, сняв очки и поднеся связку вплотную к глазам, – Первый иероглиф, кажется, «хэ». Второй… второй – «ма». Так… Мне это ни о чем не говорит… Дальше… «И». Да, определенно «и». Следующий «ли». А это что? Гм… Похоже на «я». Нуда, «я». И наконец – «тэ», это я вижу отчетливо.
Сумкин замер. Перевел расширившиеся от изумления глаза на Чижикова. Котя даже курить забыл от испуга. Раньше таким Федора он никогда не видел: бледный, с вытаращенными до предела безумными глазами, бороденка стоит дыбом как наэлектризованная, пот на лбу. Даже Шпунтик удивленно мыркнул.
– Старик, – Сумкин внезапно охрип. – Старик, но это же… «Илиятэ». «Илиада»! Ты понимаешь?! «Илиада»! А значит, «хэ ма» – Гомер! – он бессильно уронил книгу на колени. – Ничего не понимаю.
– «Илиада»?! – Котя тупо глядел на приятеля.
– «Илиада», – прошептал тот. – Но этого просто не может быть. Откуда? Как, как у Цинь Ши хуана оказалась «Илиада» да еще в переводе на древнекитайский язык?!
– А ты не ошибся? – робко предположил Чижиков, умолчав о том, что раньше книга принадлежала Фэй Луну.
– Действительно. Сейчас проверим! Это слишком! Слишком, чтобы быть правдой!
Сумкин принялся лихорадочно распутывать перехватывавшую связку веревочку. Наконец дрожащие пальцы его справились с затянутым Котей узлом – и Федор развернул глухо застучавшие бамбуковые планки. Поднес к носу, вгляделся.
– Эх, почистить бы. Грязная. Гм… Так… «Напевы здесь». Это что? А, моление, гимн богам! Значит: «Напевы здесь в качестве молений богам каждый возносит». Дальше: «говоря про ярость…» Тут какое то имя… «Акэлюсы», вот какое. Ну, знаток Гомера, тебе ничего это не напоминает? – пытливо глянул Сумкин на Котю. |