|
– «Напевы здесь как моления богам каждый возносит, говоря о ярости Акэлюсы». Прости, перевод рабский, я понимаю, но все же. – «Пой, богиня, про гнев Ахиллеса, Пелеева сына, гнев проклятый, страданий без счета принесший ахейцам!» – процитировал по памяти Чижиков, глядя на Сумкина с восторгом. – Ахейцы там есть? Есть? – Сейчас, подожди, – Сумкин сунулся в текст, чуть не носом завозил по бамбуковым дощечкам. – А! Вот! Есть «акайя». Должно быть, это твои ахейцы. А Акэлюсы – Ахиллес! И оба замолчали, глядя друг на друга. – Невероятно, – наконец нарушил молчание Сумкин. – Здорово! – хлопнул его Котя по коленке. – Ай!!! – вдруг вскрикнул великий китаевед, подпрыгнув на месте и роняя в траву сверток с книгами. – Да я же несильно, – начал было оправдываться Чижиков, как взгляд его наткнулся на короткую толстую стрелу, пронзившую левую икру Сумкина. – Что за черт?! Шпунтик, вздыбив шерсть, зашипел, припадая к земле. Схватившись за меч, Котя обернулся, вскочил. Неподалеку Чижиков увидел человека – весь в черном, он стоял, широко расставив ноги, и поспешно перезаряжал небольшой арбалет. Увидев, что его заметили, человек отбросил арбалет, рванул из за плеча короткий блестящий клинок и стремительно побежал к Коте. – Э! Мужик! Ты чего?! Чижиков растерялся: нападавший двигался точно молния. Котя всем существом почувствовал, что через пару мгновений страшное лезвие неотвратимо вопьется в его тело, рассекая мышцы, кости, вены… Расширившимися глазами Котя смотрел на собственную смерть, летевшую на него со скоростью гоночного автомобиля. Котя оцепенел и обреченно зажмурился. Вдруг раздался короткий яростный вскрик, и Чижиков резво открыл глаза. Откуда то сбоку на черного человека налетела Ника и сбила его с ног, но тот вскочил как мячик и сразу же бросился на нее, непостижимо быстро орудуя мечом. Ника не уступала ему в скорости, более того – она умудрилась нанести нападавшему внезапный удар коленом в грудь. Удар был силен: человек в черном крякнул, его отнесло на несколько шагов, а девушка взвилась в воздух и в невероятном прыжке обрушилась на него сверху, ударила в голову – локтем сверху, прямо в темя, и одновременно наподдала коленом снизу, прямо в челюсть. После чего оттолкнулась от его плеча и приземлилась в полутора метрах позади, тут же извернувшись в низкой боевой стойке. Однако продолжения битвы не последовало: нападавшим овладела воистину смертная скука – он лежал черным комком и не подавал никаких признаков жизни. – Вы в порядке? – крикнула Чижикову и Сумкину девушка, склоняясь над телом. – Готов, – выпрямилась она. – Спасибо, – выдохнул Чижиков, привыкая к тому, что все еще жив. – Но это все равно тебя не оправдывает, девочка из будущего. С кряхтением, по стариковски Котя сел на землю рядом с раненым приятелем: – Ну что, Федор Михайлович, как ножка? Конечно, Котя допустил Нику до врачевания Сумкина. Чижикову еще никогда не приходилось вынимать стрелу из чужой ноги – черт, да он вообще в жизни с такими ранами не сталкивался! – и здесь хороша была любая помощь, хотя бы моральная. Впрочем, Ника оказалась более полезной, чем Котя предполагал, и ловко вытянула стрелу из раны. Сумкин держался, как мог, но все же заорал дурным матом, да так, что Шпунтик прижал уши и на всякий случай удрал в заросли бамбука. Когда Ника закончила, Котя вздохнул с облегчением: все это время он представлял себя на месте Сумкина и напредставлялся до того, что аж в животе захолодело. Порывшись в дорожном свертке, Котя отыскал в кармане джинсов относительно чистый носовой платок. Им и закрыли рану, а сверху для верности замотали куском древнекитайской тряпки, который Котя живенько отпорол от своей куртки. |
