Сапоги у него были в грязи, одежда тоже. Кое-где висела паутина с сухими листьями, одежда в пыли. Было очевидно, что он следит за нами давно. Возможно, от самого лагеря.

— Тьфу ты! — старик сплюнул на землю. — Ну и зачем?

— Я боялся.

Получалась какая-то бессмыслица.

— Что ты сказал? — протянул я. — Боялся? И потому следил?

— Женька, остынь! — егерь отстранил меня в сторону и внимательно посмотрел на Федора. Того трясло, лицо было бледным. Конечно, я и ранее знал, что с головой у него беда, а теперь убедился в этом окончательно.

Ранее, он казался мне подозрительным. Возможно, Митька использовал его как разведчика, чтобы тот сообщал ему какие-то сведения. Но нет, это крайне маловероятно — парень только с виду кажется нормальным, на самом деле в голове лумумба прошелся.

— Так, Федор, спокойно… — начал Матвей Иванович, говоря спокойным голосом. — Расскажи, чего ты боялся и почему ты следил за нами? Мог бы выйти и все рассказать, пошли бы вместе. Так же проще, да?

— Да, — охотно кивнул парень.

— Вот, хорошо. Пить хочешь? Держи! — егерь протянул ему фляжку с водой.

Федор дрожащими пальцами открутил крышку и принялся пить жадными глотками. Не справившись, подавился и закашлялся. Иваныч осторожно забрал флягу обратно.

— Тихо, тихо. Не торопись, никто у тебя ее не заберет.

Он прокашлялся и замер. Вновь уставился на флягу.

— А хочешь, подарю? — спросил старик. — Хорошая, крепкая. Тебе пригодится. Чтобы по лесу гулять и воду с собой носить.

— Хочу, — тихо отозвался Федор. Сейчас он был похоже не на двадцатилетнего парня, а на десятилетнего мальчишку.

Андрей и телеграфист никак не реагировали, просто стояли в стороне и молчали. Они-то знали, что Федор безобидный.

Я смотрел на все это дело скептически. Надо же, а Иваныч оказывается психолог по делам умственно-отсталых. И откуда он этого набрался? Уж не на войне ли? Молодых, необстрелянных из окопов в первый бой поднимать, например…

Я вот, к сожалению, не знаю, как со слабоумными общий язык находить. Да и подавляющее большинство нормальных людей с такими людьми, как Федор, предпочитают не пересекаться и проходить мимо. И неприятно и неудобно, пусть и совесть потом будет на нервы действовать.

— Она твоя! — егерь вновь отдал ему флягу и тот вцепился в нее, словно обезьяна в кокос.

— Ну, а теперь расскажешь?

То быстро и часто закивал головой, отчего шапка слетела и упала на сухую траву. Старик поднял ее и надел ему обратно на лохматую голову парня.

— Я… За вами ходил, боялся, что вы их увидите.

— Кого? — вырвалось у меня.

Тот посмотрел на меня с испугом.

— Морлоков…

— Кого? — не понял Матвей Иванович.

— Ну, морлоков. Их так отец называл. Они по ночам выходят.

Твою за ногу, так он что, в курсе, что это за хрень на бревне сидела?!

— Та-ак! — я медленно подошел ближе к парню. — Ты извини, что я так набросился, ладно? Я думал, ты плохое что-то задумал. Ошибся, а ты ни причем, оказывается.

Тот неуверенно кивнул и отодвинулся от меня подальше.

— Расскажешь нам про морлоков?

— Да… Но я немного о них знаю. Отец знал, когда в шахте работал.

Мы с егерем переглянулись… Так, а вот это уже не просто ниточка, это жирнючая зацепка. Его отец тот самый шахтер Афанасий, который работал на закрытой шахте.