Изменить размер шрифта - +
То был взгляд уродливой куклы в человеческий рост.

Вторая женщина смотрела со смутной жаждой.

Ее темные глаза пробежали по моему лицу, потом резко перешли на тело, и я заметил, как грудь под темным платьем внезапно напряглась, приподнимаясь, после чего я отвернулся к окну.

Я сделал вид, будто любуюсь полями, но все равно чувствовал, как обе они сверлят меня пристальными взглядами.

Затем, краем глаза, я увидел, как глухонемая снова вскинула руки и принялась ткать свои безмолвные гобелены. Прошло несколько минут, и я опять посмотрел на эту пару.

Худощавая женщина снова в стоическом безмолвии смотрела на руки. Да, устало кивала она, да, да, да.

Я почти задремал, глядя на мелькающие пальцы, на качающуюся голову. Да, да, да…

Внезапно я проснулся: кто-то энергично теребил меня.

Подняв глаза, я увидел глухонемую, эту неутомимую прялку. Она тянула меня за пиджак, пытаясь поднять с места. Я смотрел на нее в сонном недоумении.

– Что вы делаете? – шепотом спросил я, позабыв, что она не слышит.

Она продолжала решительно тянуть меня, и каждый раз, когда автобус проезжал мимо очередного фонаря, я видел белое лицо и черные глаза, блестящие бусины, вставленные в восковую плоть.

Мне пришлось подняться. Она все тянула, а я был слишком сонным, чтобы собраться с мыслями и отразить столь решительный натиск.

Когда я встал в проходе, она плюхнулась на мое место и подтянула ноги, вытягиваясь на оба сиденья. Я стоял в недоумении. Затем, поскольку она притворилась, будто бы мгновенно заснула, я развернулся и посмотрел на ее компаньонку.

Она сидела, спокойно глядя в окно.

Я медленно шагнул и сел рядом. Поняв, что она не собирается ничего объяснять, я спросил:

– Зачем ваша подруга так сделала?

Женщина повернулась и посмотрела на меня. Она оказалась еще более худой, чем я думал. Ее цыплячья шея дрогнула.

– Это была ее идея, – сказала она. – Я ни о чем ее не просила.

– Какая идея?

Она посмотрела на меня внимательнее, и я снова увидел в ее глазах ту смутную жажду. Жгучую жажду. Желание полыхало в ней жарким огнем. Я почувствовал, как забилось сердце.

– Вы сестры? – спросил я, только бы прервать тревожное молчание.

Она ответила не сразу. Потом лицо ее напряглось.

– Я ее компаньонка. Платная компаньонка.

– О… Наверное, это… – Я забыл, что собирался сказать.

– Вы не обязаны со мной разговаривать. Это была ее идея. Я ей ничего не предлагала.

Мы сидели в неловком болезненном молчании, я тупо таращился на нее, она смотрела в темноту за окном. Затем женщина повернула голову, и в ее глазах заблестел свет уличных фонарей.

– Она все время говорит, – произнесла она.

– Что?

– Все время говорит.

– Забавно, – я неловко улыбнулся, – в смысле, называть это разговорами. То есть…

– Я уже не вижу ее рта, – продолжала она. – Ее рот – руки. Я слышу, как она разговаривает руками. У нее голос словно скрипучие шестеренки. – Она судорожно вздохнула. – Господи, сколько она болтает.

Я сидел молча, разглядывая ее лицо.

– Я никогда не разговариваю, – сказала она. – Я все время с ней и не произношу ни слова. Всегда – тишина. Я удивляюсь, когда слышу, как люди говорят по-настоящему. Я удивляюсь, когда слышу, как я сама говорю по-настоящему. Уже не помню, как это делается. Такое чувство, что вот-вот забуду вообще все, что знала о звучащей речи.

Она говорила нервно и быстро, в какой-то непонятной тональности. Голос взлетал от низкого сипения до высокого фальцета, в особенности оттого, что она пыталась говорить шепотом.

Быстрый переход