Изменить размер шрифта - +

Он остался стоять, вздрагивая, не способный произнести ни единого слова, чтобы попросить помощи. Его сбитый с толку разум пытался отправить слабые сигналы общения, но они разрушались и пропадали в этом хаосе. Он быстро отступил и попытался закрыться, но тщетно. Ему больше ничего не оставалось, кроме как прекратить сопротивление и подставить себя под жалящий поток мыслей, пока они не превратились в ошеломляющее и лишенное всякого смысла цунами.

– Ну, Пааль… – услышал он голос мисс Франк и робко посмотрел на нее. – Проходи скорей.

Слов он не понял, но почувствовал их резкое звучание и безошибочно определил исходящий от нее поток необъяснимой враждебности. Он поплелся вслед за ней, прокладывая тонкую дорожку восприятия к живой поросли юных неподготовленных разумов, в которых память о врожденной способности к осознанию была погребена под толстым отупляющим слоем чужих внушений.

Мисс Франк подвела его к столу и поставила перед классом. Он тяжело дышал, словно все окружавшие его чувства были руками, которые толкали и давили на него.

– Дети, это Пааль Нильсен, – объявила мисс Франк, и звук ее голоса словно провел лезвием по тонкому переплетению мыслей. – Нам придется быть с ним очень терпеливыми. Дело в том, что родители не научили его говорить.

Она посмотрела на него с таким видом, с каким обвинитель в суде мог бы предъявить присяжным главное вещественное доказательство.

– Он ни слова не понимает по-английски, – продолжала мисс Франк.

На мгновение установилась мучительная тишина. Мисс Франк крепче сжала его плечо.

– Значит, мы поможем ему научиться. Так ведь, дети?

Слабый ропот пробежал по партам, тонкий, писклявый:

– Да, мисс Франк.

– Ну, Пааль… – сказала она.

Он не обернулся. Она потрясла его за плечо.

– Пааль, – повторила миссис Франк.

Он посмотрел на нее.

– Ты можешь сказать свое имя? – спросила она. – Пааль. Пааль Нильсен. Ну давай. Скажи свое имя. – Она вцепилась пальцами ему в плечо, словно когтями. – Скажи: Пааль. Па-аль.

Он всхлипнул. Мисс Франк отпустила его.

– Ты научишься, – холодно проговорила она.

Голос ее бодрости не внушал.

 

Он болтался посреди всего этого, как приманка на крючке, опущенная в воду для жадных голодных ртов, из которых непрерывно раздаются ослабляющие разум звуки.

– Это лодка. Она плавает по воде. Люди, которые плавают в лодке, называются матросами.

В букваре под картинкой с лодкой напечатаны слова о ней.

Однажды отец тоже показывал Паалю картинку. На ней тоже была нарисована лодка, но отец не произносил бесполезных слов о лодке. Отец просто изображал картинками и звуками все, что имело отношение к лодке. Большие синие бугры волн. Серо-зеленые гребни с белыми верхушками бились о борт, раскачивая, подбрасывая и сотрясая кораблик. Штормовой ветер свистел в парусах. Тихое величие океанского заката соединяло алой печатью море и небо.

– Это ферма. На ферме выращивают пищу. Люди, которые выращивают пищу, называются фермерами.

Слова. Пустые, не способные передать тепло влажной земли. Или шорох золотого моря колосьев на ветру. Или вид солнца, садящегося за красной стеной скотного двора. Запах луговой травы, доносимый ветром, легкий перезвон коровьих колокольчиков.

– Это лес. Лес состоит из деревьев.

Не было никакого смысла в этих мертвых черных символах, хоть смотри на них, хоть слушай. Ни звука ветра, текущего вечной рекой над высокими зелеными кронами. Ни запаха сосен и берез, дуба и клена. Ни мягкости столетнего ковра из упавших листьев под ногами.

Слова.

Быстрый переход