Рядом с койкой стоял табурет, а на табурете – поднос с недоеденной пищей. Жареная курица осталась нетронутой, в застывшем комке картофельного пюре виднелись борозды от вилки. В лужице растаявшего масла, больше похожего на жир, застряли крошки от печенья. Тут же стояла пустая чашка. Его ноздри наполнились запахом холодной еды.
Потом он огляделся. Окошко с решеткой. Такая же зарешеченная дверь. Увиденное заставило его испуганно вскрикнуть.
Пошатываясь, он встал. Его ботинки шаркали по жесткому полу. Прислонившись к стене, схватился за прутья оконной решетки. Окно было выше головы, и он ничего не увидел.
Он разжал пальцы и, ощущая дрожь в теле, переместил поднос на койку. Потом подтащил табурет к стене и кое-как влез сам.
Выглянул в окошко.
Серое небо, стены, окна с решетками, большие черные ободья прожекторов и далеко внизу – двор. Лил дождь, струи напоминали колышущийся занавес.
Его язык зашевелился. Глаза округлились от ужаса.
– Где я? – чуть слышно пробормотал он.
Табурет опрокинулся, и он полетел вниз. Правое колено ударилось о пол. Он оцарапал щеку, задев за холодную металлическую стенку. И тогда закричал от страха и боли.
Он доплелся до койки и рухнул на ее жесткую поверхность. Снаружи послышались шаги. Потом кто-то крикнул:
– Заткнись!
К двери подошел толстый человек в синей униформе. Вид у него был сердитый. Он смотрел на узника сквозь прутья.
– Чего еще у тебя стряслось? – прорычал он.
Узник тоже смотрел, открыв рот и роняя на пол слюну.
– Так-так-так, – злорадно улыбаясь, произнес толстый. – Что, наконец тебя вдарило? – Он запрокинул толстую голову и загоготал. Он смеялся над узником. – Эй, Мак! – крикнул он кому-то. – Двигай сюда. Это надо видеть.
Послышались шаги. Узник вскочил с койки и подбежал к двери.
– Что я здесь делаю? – спросил он. – Почему я здесь?
Толстяк загоготал еще громче.
– Ха-ха! – трясся он от смеха. – Парень, да ты сломался.
– Вы там заткнетесь? – послышался чей-то раздраженный голос.
– Сам заткнись! – выкрикнул в ответ толстяк.
К решетчатой двери подошел тот, кого звали Маком. Он был постарше толстяка, и в его волосах блестела седина. Маку стало любопытно. Он заглянул внутрь и увидел узника с бледным лицом, вцепившегося в прутья решетки. Узник так сжал пальцы, что побелели костяшки.
– Что тут? – спросил Мак.
– Большой мальчик хряснулся, – ответил Чарли. – Большой мальчик хряснулся по полной.
– О чем вы говорите? – не понял узник. Его глаза метались между лицами надзирателей. – Где я? Умоляю, скажите, где я?
Чарли покатывался со смеху. Мак не смеялся. Он внимательно посмотрел на узника. Глаза Мака прищурились.
– Ты же знаешь, сынок, где находишься, – негромко сказал Мак. – Прекрати смеяться, Чарли.
Чарли давился от смеха.
– Рад бы, да не могу. Как этот красавчик был уверен, что он-то не сломается. «Я не такой, – передразнивая кого-то, не своим голосом произнес надзиратель. – Я усядусь на этот чертов стул с улыбкой на лице».
Узник разлепил землистые губы.
– Что? – насторожился он. – Что вы сказали?
Чарли отвернулся. Он потягивался и гримасничал, хлопая себя по брюху.
– Всю сонливость мне снял, – заявил он узнику.
– Какой еще стул? – выкрикнул узник. – О чем вы тут говорите?
Живот Чарли заколыхался в новом приступе смеха. |