Теперь я думал только о том, чем они могли заниматься вместе. Я сделал бы что угодно, чтобы лишить их малейшей возможности оставаться наедине. Я готов был оклеветать одного из них, чтобы затем рассказать о его реакции второму. Но я также хотел видеть, чем они занимаются, хотел быть замешан в это, чтобы они были обязаны мне, сделали меня незаменимым сообщником, своим посредником, пешкой, от которой теперь настолько зависят жизни короля и королевы, что она превратилась в главную фигуру на доске.

Я принялся расточать комплименты в адрес обоих, делая вид, что не догадываюсь о происходящем между ними. Он усомнился в моей искренности. Она сказала, что сама может позаботиться о себе.

– Ты что, пытаешься нас свести? – поинтересовалась она с мелькнувшей в голосе насмешкой.

– А тебе-то что за дело? – спросил он.

Я описывал ее обнаженное тело, виденное мной два года назад. Я хотел, чтобы он возбудился. Не важно, чего он желал, лишь бы возбудить его. Я также расписывал его ей, потому что хотел увидеть, похоже ли ее возбуждение на мое, сопоставить одно с другим и понять, которое из двух является подлинным.

– Стараешься сделать так, чтобы она мне понравилась?

– Что в этом плохого?

– Ничего. Только я обойдусь без помощников, если не возражаешь.

Я не сразу осознал, чего в действительности добивался. Не просто распалить его желание в своем присутствии или стать для него незаменимым. Подстрекая его говорить о Кьяре, я превращал ее в предмет мужских сплетен. Это позволяло нам сблизиться через нее, заполнить расстояние между нами совместным влечением к одной женщине.

Может быть, я просто хотел показать ему, что мне нравятся девушки.

– Слушай, это очень мило с твоей стороны, и я ценю это. Но не надо.

Своим упреком он дал понять, что не собирается подыгрывать мне. Он поставил меня на место.

Нет, это ниже его достоинства, подумал я. Это я мог быть коварным, низким, подлым. Моя агония и стыд достигли нового уровня. Теперь я не только стыдился своего желания, объединявшего меня с Кьярой – я уважал и боялся его и ненавидел за то, что он заставил меня ненавидеть самого себя.

Наутро после танцев я не стал звать его на пробежку. Он меня тоже. Когда я в конце концов вызвался побегать, потому что молчание стало невыносимым, он сказал, что уже бегал.

– Ты долго спишь в последнее время.

Ловко, подумал я.

В самом деле, за последние дни я настолько привык, что он ждет меня, что совсем обнаглел и не слишком беспокоился, во сколько встаю. Это станет мне уроком.

На следующее утро мне хотелось пойти поплавать с ним, но спуститься означало оправдываться, пытаться загладить вину. Поэтому я остался в комнате. Просто из принципа. Я слышал, как он почти на цыпочках прокрался по балкону. Он избегал меня.

Я сошел вниз намного позже. К тому времени он уже уехал, чтобы отвезти синьоре Милани исправленные страницы и забрать новые.

Мы перестали разговаривать.

Сидя рядом по утрам, мы едва перебрасывались случайными словами, чтобы заполнить паузу. Это даже нельзя было назвать непринужденной беседой.

Он не проявлял беспокойства. Вероятно, он вообще не думал об этом.

Как получается, что кто-то проходит через все круги ада, пытаясь быть рядом с тобой, в то время как ты не имеешь ни малейшего представления и не думаешь о нем, и за две недели вы едва ли обмениваетесь парой слов? Знал ли он? Может, стоило сказать ему?

Роман с Кьярой начался на пляже. Затем он забросил теннис и переключился на велосипедные прогулки с ней и ее друзьями по городкам, расположенным в горах вдоль западной части побережья.