Эта мысль вселила в меня желание бросить все дела и мчаться к нему. Я выждал десять минут, затем взял велосипед и, несмотря на обещание не ездить на нем в тот день, отправился окружным путем мимо дома Марции и взобрался по крутой холмистой дороге так быстро, как только мог. Добравшись до пьяцетты, я понял, что приехал спустя всего несколько минут после него. Он уже купил «Геральд Трибьюн» и как раз парковал велосипед, чтобы идти на почту – первый пункт в списке.

– Я должен был увидеть тебя, – сказал я, нагнав его.

– Зачем? Что-то случилось?

– Просто мне нужно было увидеть тебя.

– Я тебе разве не надоел?

Мне казалось, что да – собирался ответить я – и мне хотелось бы этого...

– Я просто хотел быть с тобой, – сказал я. Затем сообразил. – Если хочешь, я уеду.

Он стоял неподвижно, опустив руку с зажатой в ней пачкой неотправленных писем, и просто смотрел на меня, качая головой.

– Ты хоть представляешь себе, как я рад, что мы спали вместе?

Я пожал плечами, как будто отмахиваясь от комплимента. Я не заслуживал комплиментов, особенно от него.

– Не знаю.

– Очень похоже на тебя – не знать. Я просто не хочу сожалеть ни о чем, включая то, о чем ты отказался говорить утром. Мне страшно думать, что я навредил тебе. Я не хочу, чтобы кому-то из нас пришлось расплачиваться, так или иначе.

Я прекрасно знал, о чем он говорит, но притворился, что не понимаю.

– Я никому не расскажу. Проблем не возникнет.

– Я вовсе не это имел в виду. Не сомневаюсь, все же, что мне придется расплачиваться. – И впервые при свете дня я увидел другого Оливера. – Что бы ты себе ни думал, для тебя все это – игра, развлечение, что логично. Для меня это нечто другое, чего я еще не уяснил, и неспособность понять пугает меня.

– Тебе неприятно, что я приехал? – Я намеренно разыгрывал дурака?

– Я бы схватил тебя и поцеловал, если бы мог.

– Я тоже.

Когда он уже собирался войти на почту, я приблизился и прошептал ему на ухо: «Трахни меня, Элио».

Он вспомнил и тут же тихо произнес свое имя три раза, как мы делали ночью. Я чувствовал, что у меня уже почти встал. Затем, чтобы подразнить его, я произнес те же самые слова, что и он утром: «Вернемся к этому после».

Потом я сказал ему, как После! всегда будет напоминать мне о нем. Он рассмеялся и сказал: «После!», означавшее на этот раз именно то, чего мне хотелось: не просто прощание или попытку отделаться от тебя, но послеобеденное занятие любовью. Я развернулся и, вскочив на велосипед, помчался вниз с холма, широко улыбаясь, готовый запеть, если бы мог.

Никогда в жизни я не был так счастлив. Все было идеально, все шло по-моему, все двери раскрывались передо мной одна за другой, и жизнь не могла быть лучезарнее: она освещала мне путь, а когда я сворачивал в сторону или пытался скрыться от сияния, оно следовало за мной, как свет софита за актером. Я хотел Оливера, но мог легко жить и без него, и то и другое меня устраивало.

По пути я остановился у дома Марции. Она собиралась на пляж. Вместе мы спустились к камням и легли на солнце. Мне нравился ее запах, ее губы. Она сняла верх купальника и попросила намазать ей спину солнцезащитным лосьоном, зная, что мои ладони неизбежно накроют ее груди. У ее семьи была соломенная хижина на пляже, и она сказала, что нам можно пойти туда. Никто не бывал там. Я запер дверь изнутри, усадил ее на стол, снял купальник и приник ртом туда, где она пахла морем. Она откинулась назад и положила ноги мне на плечи. Как странно, думал я, как оба они оттеняли и отражали один другого, не мешая друг другу. Каких-то полчаса назад я просил Оливера трахнуть меня, а сейчас собирался заняться любовью с Марцией, и все же они не пересекались друг с другом, кроме как через Элио, являвшимся одним и тем же человеком.