Попадание бомбы около борта запросто может им сгофрировать обшивку. Начнётся течь, а там, глядишь, и машинное отделение затопит, — скороговоркой, словно мантру, проговорил флотский, бросаясь к рации.
— А вот и ваш «Рюдзин» показался, — вполголоса сказал мне Алябьев, чтобы не мешать работать капитану первого ранга, руководящему подходом наших эскадр, — Сильно торопится. Как на пожар летит.
— У него максимальная скорость тридцать четыре узла, — перешёл я к иллюминаторам с другой стороны гондолы и улыбнулся, глядя на стелющийся за крейсером дым, но заметив непонимающий взгляд генерала, уточнил, — Больше километра в минуту.
— Началось веселье! — переключил наше внимание флотский, заставив нас переместиться обратно, — Входят в контакт. Скоро ваш "Рюдзин" их с другой стороны подожмёт и отсечёт от Цусимы.
— А ну, как развернуться японцы? — спросил Алябьев, не отрываясь от бинокля.
— Поздно. Бой мы им уже навязали, так что придётся им принять его в том строю, в котором они сейчас. А начнут перестраиваться, им совсем худо станет, — возбуждённо, чуть ли не приплясывая на месте, высказался моряк.
А внизу и вправду начал разгораться морской бой. Корабли шли сходящимися линиями на встречных курсах. У наших было преимущество в скорости, и мы ещё успели увидеть, как они начали менять курс, подрезая японцам хвост.
Потом тучи сделали своё чёрное дело, скрыв от нас всё происходящее, и мы превратились в радиослушателей.
— Ну, что могу сказать, господа. Победа! Полная победа! — часа через полтора заключил флотский, с удовольствием принимая от генерала, уже успевшего ознакомиться с содержимым моего бара, бокал с коньяком, — Событие исторической важности, достойное войти во все учебники морского дела. Нам с вами тут делать уже нечего. Думаю, через час — другой наши славные моряки оставшихся япошек добьют. Кстати, о япошках. Ваше Сиятельство, наше командование очень высоко отозвалось об эскадре под командованием японского адмирала. Они и стреляли метко, и под огнём не пасовали.
— Вот такие они, японцы, — развёл я руками, — А к чему вы мне это сказали?
— Видите ли, мы-то их не вправе награждать, — уставился на меня капитан первого ранга, но заметив, что я его не совсем понимаю, всё-таки расшифровал свой дальний заход, — Меня спрашивают, не сможете ли вы их сами наградить?
— Можете не сомневаться. Лично буду перед японской Императрицей ходатайствовать о самых высших наградах для героев, — браво ответил я, но весь пафос момента оказался смазан бессовестным фырканьем, перешедшим в откровенное ржание.
Алябьев, сволочь такая, прекрасно осведомлённый о наших отношениях с Аю, опять всё испортил и опошлил.
— Ваше Сиятельство, — немного комично передразнил он флотского, обращаясь ко мне не так, как всегда, но в качестве извинения, на всякий случай протягивая и мне бокал с коньяком, — А прикажите-ка вы во Владивосток нашему дирижаблю следовать. Страсть, как мне хочется первому рапорт в столицу отправить. А то у нас тут такая Цусима случилась… Всем Цусимам Цусима! А в столице об этом никто и не ведает. Не дай Бог опередит меня кто-то неумелый и своим рапортом событие Имперского масштаба нам испортит. А уж я всё как надо напишу, можете не сомневаться. По всей стране праздник устроят в нашу честь!
Глава 113
Глава 113
Столица встречала героев.
Больше полусотни бравых морских офицеров и почти два десятка лётчиков, для которых был полностью откуплен салон первого класса большого пассажирского дирижабля, прилетели на награждение.
Я вернулся на день раньше, и сегодня был в числе встречающих.
Пожалуй, ещё никогда в Новой Истории, началом которой считают окончание Третьей Мировой Войны, у русского флота не случались столь значимые и блистательные победы. |