— Борщову? За что? — удивился Воронков.

— За рыцарское отношение к дамам.

Фомин нервничал:

— Быстрей, Воронков, не задерживай собрание!

Воронков неуверенно предложил:

— Можно, конечно, Борщову… благодарность вынести…

— Чего? За что? — опешил Фомин.

— За то, что он по-товарищески к женщинам относится…

Зал лег…

Фомин рассердился:

— Ну, Воронков, не ожидал! Сознательный вроде человек, а туда же! Стыдно, Воронков! Стыдно!

— Да я…

— Садись! — сказал Фомин. — У кого будут конкретные предложения по Борщову? Давай, Беликов!

— Я предлагаю на всех фонтанах написать, что они не бассейны! На всех бассейнах — что они не фонтаны, на всех унитазах — что они не фонтаны и не бассейны!

— На Борщове — что он не Автандил! — добавил Рахимов и громче всех рассмеялся своей остроте. Однако тут же замолчал под свирепым взглядом Борщова.

— Раскудахтались… — добродушно сказал Фомин и постучал карандашом по графину. — Тише, товарищи, тише… Вострякова хочет выступить… Иди на трибуну, Людмила Ивановна!

Вострякова привстала.

— Я с места…

— И в карьер! — добавил кто-то.

В зале засмеялись.

— Тише, товарищи! Не сбивайте… Давай, Людмила Ивановна! — подбодрил ее Фомин.

— Мы вот тут смеемся, а на наших глазах человек гибнет… — начала Вострякова.

— Не утонул же… — заметили в зале.

— Помните, каким он к нам пришел? А каким сейчас стал? — наступала Вострякова.

— Каким? — поинтересовался Борщов.

— А таким! От тебя даже практиканты в первый же день отказались!

— Да я сам от них отказался! Я не обязан людей бесплатно обучать!

— Вот видите! У него же ничего святого нет! В голове одна водка… Вчера вот взял и ушел с аварии… Триста квартир без воды остались, а ему наплевать… Взял и ушел!

— А я не обязан после работы вкалывать!

— А ты и во время работы не работаешь!.. Только и знаешь, что деньги с жильцов брать!

— А ты видела, как я деньги брал? Ты мне их давала?

— Ты бы помолчал, Борщов! — вмешался Рахимов. — После тебя как на вызов приду — На меня как на разбойника смотрят!

— А как на тебя еще смотреть-то могут? С твоей-то фотографией! — парировал Борщов.

— Что?

— В зеркало посмотрись!

Все опять засмеялись.

Фомин постучал карандашом по графину:

— Тише, тише, товарищи! Так мы до утра не кончим!

— Продолжай, Людмила Ивановна…

Вострякова продолжала:

— Вот мы и смеемся! Он вот сейчас товарища оскорбляет — а нам смешно! Он на весь свет нас опозорил — а нам смешно! Он по вытрезвителям валяется — а нам смешно! Ну прям заливаемся от радости!

— А что вытрезвитель?! Что вытрезвитель! — взвелся Борщов. — Туда, если хочешь знать, любой может случайно попасть!

— Погоди, Борщов. — Фомин повернулся к Востряковой. — Ты, конечно, права, Людмила Ивановна, собрание ведет себя крайне легкомысленно… Совсем зачеркивать работу коллектива по воспитанию Борщоватоже не стоит, мы не только смеемся. — Он покопался в бумагах. — Не только… вот.