|
Перед нами усталый добрый человек, руки которого всю жизнь трудились во имя элементарного благополучия, а душа его вне сытости и благополучия, она полна высшего понимания высоких душевных порывов ближнего. И ведь что интересно: на личности парикмахера этот эпизод не строится. Центр эпизода — отказ Бенжамена от княжеского вознаграждения. Жест, который должен бы вознаграждаться трубами и фанфарами, «пропадает» в таком приземленном месте — в цирюльне. Но получается, что не пропадает, а из шутки вырастает в нечто серьезное благодаря присутствию парикмахера — Филиппова, не афишированная честность и не меркантильность которого становятся катализатором в этой сцене. Юмор, который неистребимо живет в Филиппове-актере, приобретает характер скрытого грустного юмора, освобождает образ от сантимента и умиления.
Но в самые парадоксальные ситуации режиссер ставит Бенжамена. Он все время «роняет» героя. Мало того, что от своего прообраза, француза Бенжамена Ратри, наш герой унаследовал малопривлекательные качества, поименованные ранее, режиссер все время ставит его еще в сомнительные положения. То мы застаем героя в духане с сомнительными планами погулять без денег — «посылаем две (бутылки за соседний столик) — получаем четыре, посылаем четыре — получаем восемь». В сомнительном окружении — пьяный поп, с прилипшим ко лбу огурцом, странный субъект с ружьем, которое неожиданно стреляет в потолок (кстати, опять веселая пародия уже на каноны драматургии — если на стене висит ружье, оно должно непременно выстрелить). И невиданная драка в финале, и неожиданное примирение, а бедная Софико, бросив детей, ночью бежит спасать мужа и брата. То мы застаем героя в горах, одержимо, отвергающего хлеб и соль. «Камни буду грызть, пока не отомщу (князю)», — гордо заявляет он, а в пещере у него оказывается и еда, есть и очаровательная повариха. И Бенжамену нисколько не стыдно. Смотрит нам в душу прекрасными чистыми глазами — нет, не стыдно. Бедная Софико! Когда она успевает вымыть, накормить, обстирать, обшить всю армию иждивенцев, если ей приходится почти все время взывать к рассудку своего брата, а так как рассудок последнего молчит, вся энергия ее обрушивается на мужа и детей, а муж хлопает глазами, услужливо соглашается со всем на свете, только бы улизнуть с Бенжаменом в духан «Сам пришел». Дивное название — хозяева духана как бы отказываются от ответственности за состояние пришедшего. Вам запомнятся и хозяева и посетители. Хозяйка — молодая черноглазая красавица, чары которой подействуют даже на неуязвимого Бенжамена. А муж ее… он в основном по хозяйству. И молчит. Молчит все время, чтобы однажды, наловив форели, бросить ее на кухню и сказать несколько слов красавице… о докторе. Красавица покраснеет, а доктор получит возможность отомстить князю, а вам неожиданно станет симпатичен великий молчальник и его духан, где на дереве, как птичка, сидит шарманщик и услаждает из последних сил («Чтоб я себе голову откусил!») мрачного попа, пьяного до последней степени от одиночества, ибо бога, по его убеждению, нет, а прихожан надо держать в строгости. Туда, туда будет приходить на дружеские пирушки наш доктор, там он угостит русского солдата-скитальца (Е. Леонов), а солдат, в свою очередь, научит гостеприимного доктора и многочисленное семейство Софико любимой своей песне «На речке, на речке, на том бережочке». Через многие творения сочного таланта Леонова прошла эта песня, приобретающая всякий раз другой характер. Софико! Пусть будет благословенна эта ворчливая женщина. Если бы Софико не заставила Бенжамена прибегнуть к последнему средству заработать деньги — жениться, мы не познакомились бы с Леваном — старым доктором, коллегой Бенжамена, с оркестром Левана, с дочерью Левана Мери. И это была бы невосполнимая потеря, ибо нет для человека ничего дороже встречи с хорошими людьми. |
