Изменить размер шрифта - +
 — Тому, кто бредет дорогой жизни, Бог даровал способность забвения. Оно медленно следует по пятам за смертью и стирает оставляемые ею следы.

— А если сказать: «…друзей, которые долго будут вспоминать его?»

— В добрый час!

«Прохожий, брось цветок на его могилу!» — Бенжамен быстро выпил и сел.

Все посмотрели на Левана.

— Ладно, ладно, посмотрели и хватит, — проворчал Леван и дал знак оркестру: — Сандро, сыграй!

«Нет, нет и нет, — продолжил надгробную речь Додо. — Нет, я не буду говорить о достоинствах и талантах покойного! Не буду. Вы сами неоднократно имели возможность по достоинству оценить их…».

 

Во двор, сгорбившись под тяжестью гробов, вошли два носильщика.

Услышав веселую музыку, доносящуюся из окон, они удивленно вскинули брови.

 

Вино делало свое дело. Оркестр грохотал. Гости отдавали должное еде. А адвокат, стараясь перекрыть шум, держал речь:

«Покойный жил, наслаждаясь жизнью…» — Голос адвоката тонул в веселом шуме танца.

— Скажи, как ты думаешь, я увижу мою девочку там? — склонившись к сидящему рядом отцу Гермогену, спросил Леван.

— Ох! — громко вздохнул отец Гермоген.

— Что вздыхаешь, отец? Считаешь, для меня уготован ад? — спросил печально Леван.

— Нету, — угрюмо ответил отец Гермоген и всхлипнул.

— Что? — печально спросил Леван.

— Нету… — отец Гермоген возвел глаза к потолку и горестно повторил: — Ничего нет…

— Как, батюшка, и рая тоже нет? — несказанно удивился Лука.

— Изыди! Сгинь, сатана! — завопил священник. — Проклятье на хлеб, на воду и на греховные карты твои, развратный юноша!

— Вы не так меня поняли, батюшка… — начал оправдываться Лука. — Я же вам объяснил. Это был «флирт» — игра для любви…

— Тихо! Прошу помолчать! — постучал вилкой по стакану адвокат. — «Благодаря своему уму покойный снискал благосклонность фортуны!..»

— Леван, — в гостиную поднялась тетя Домна. — Там гробы принесли. Красный и черный. Ты какой хочешь?

— Черный, — не задумываясь, сказал Леван.

— А с красным что делать?

— Отдай Савле. — Леван показал на старика скрипача, того самого, который мог и до сих пор может отравить всю Грузию цианистым калием.

— С ума сошел, — зашипела тетя Домна. — Для чего ему такой дорогой гроб?! На эти деньги весь оркестр можно похоронить!

— Хорошо, хорошо! Не твое дело! Иди!

Старушка недовольно хмыкнула:

— У-у-у! Нашел причину напиться, да? Если умирать, почему не умираешь по-человечески? А? На кого дом оставляешь? А? На этого сумасшедшего? Да? — Домна показала на Бенжамена. — У-у-у!

— Иди, иди! — насупился Леван.

— Вот, например, батюшка, я вам говорю: «камелия». Ну что тут обидного. «Три грации считались в древнем мире. Родились вы — и стало их четыре», — уговаривал уже солидно выпивший Лука отца Гермогена. — Ну что тут обидного?

К хозяину подбежал старичок скрипач.

— Спасибо, Леван! Только если тебе все равно, дай мне, пожалуйста, черный. Черный гроб, клянусь мамой, мне больше нравится!

Глаза Левана налились кровью.

— Вот тебе черный! — Он поднес к носу скрипача огромный кукиш.

Быстрый переход