* * *

Почему казалось таким важным услышать её ответ? Почему так легко утонул в вязком болоте из трёх предложений? Каждое слово словно обрывающаяся и выскальзывающая из омертвевших пальцев ветка дерева. И вот уже пальцы хватают воздух и тело тяжелым грузом идёт к самому дну. Звуки её тихого голоса оседают пеплом на мрачных стенах, выступая похоронным маршем воспарившей не так давно надежды.

И тут же в голове контраст, от которого дико хочется взвыть, бросить к ногам Лии её же слова:

– Я буду любить тебя бесконечно, Нейл…

Слова, которые держали на поверхности все эти грёбаные годы, слова, ради которых готов был простить и себе, и ей всё. Другого мужчину и сотни женщин, которыми пытался забыться сам; скрытое противостояние с Алериксом и десятки загубленных проектов.

Быстрый взгляд на Лию, чувствуя, что ноющая тупая боль в голове сменилась на адскую, теперь хозяин дома будто вскрывал её сознание когтями. Слой за слоем. Адская боль, лишающая сил и заставляющая корчиться в агонии даже Высших Деусов. Но Лия смотрела прямо на меня, не реагируя на действия своего мучителя. Мы всегда делили с ней боль. И я всегда жадно отбирал свои сто процентов. Но сейчас это было слишком рискованно, и я отпустил её мысли, позволив Алериксу широко улыбнуться, когда она схватилась за виски.

* * *

Неожиданно синие радужки потемнели. Секунда, а у меня внутри всё сжалось. Я заметила нечто, чего никогда раньше не видела. Считала, что он может ее только забирать, заставлять захлебываться ею, выворачивая наизнанку, оставляя раны в душе и на теле, и вдруг увидела ее черное отражение в его глазах. Боль. Не моя. Не чья-то. Его боль. Настолько мимолетно, но ощутимо на физическом уровне. Пальцы дрогнули в миллиметре от его руки.

И в этот момент я услышала детский крик. Вздрогнула, обернулась, и мне показалось, что я полетела в пропасть. В грязь, в вакханалию жестокости, в кровавое месиво.

Люди императора за волосы тащили в зал Мию. Девочка плакала, она увидела меня, протянула ко мне тонкие руки. Исцарапанные, покрытые синяками и кровью.

Ее вытолкали на середину залы и принялись срывать с худенького тельца одежду. Я видела похотливые взгляды этих тварей, слышала ее крики. Отчаянные мольбы, дикий ужас и боль, непонимание взрослого вожделения и того, что эти ублюдки собрались с ней сделать на моих глазах. Девочка смотрела на меня глазами, полными слез, и звала, а я не могла даже пошевелиться. Отчаяние распороло вены, взорвало контроль. Я поняла, что по моим щекам текут слезы бессилия и ненависти к себе. За то, что не могу помочь, за то, что должна смотреть на это… Я не смогу жить дальше, если они… О боже! Я никогда больше не усну, если они сделают с ней это при мне.

Я закричала, когда увидела, как Мию ударили наотмашь по лицу, швыряя на пол. Усмехаясь и оскалившись, облизываясь, глядя на хрупкое тельце в синяках.

В руках одного из них блеснул нож, и когда сталь прошлась по фарфоровой коже под выпирающими ключицами, я снова закричала… Захлебнулась диким воплем. Мой взгляд остекленел. Я перестала чувствовать собственное тело. Лезвие мелькало перед моим затуманенным взглядом, но я не слышала криков и не видела ран. Меня трясло, как в лихорадке, пока вдруг неожиданно император не приказал им остановиться и покинуть залу, увести Мию.

А по моим щекам все еще текли слезы, и вилка монотонно постукивала по краю тарелки – это мои руки дрожали с такой силой, что я с трудом удерживала ее пальцами. Задыхаясь, перевела взгляд на Нейла.

«Я больше не могу», – жалобно, обреченно. С какой-то хрупкой надеждой, что он может что-то изменить. Если, конечно, захочет.