Семнадцать увядших роз… Я словно вижу их перед глазами и понимаю, что это и есть апокалипсис. Внутри всё взорвалось, перевернулось. Я слышала, как разбивается вдребезги моя ненависть, недоверие, сомнения. Как с сердца с лязгом падают стальные оковы и наружу вырвалась та, которой я не позволяла существовать. Удерживая в себе, подавляя, пытаясь задушить и закопать, забить насмерть. Я в Неё не верила, но Она всё же выжила во мне. А теперь вырвалась, разодрав мне сердце. Голодная, испуганная, измученная и растерзанная. Упала на колени и обливается кровью вместе с ним, у его ног. Это Она плачет и стонет, заламывает руки и прокусывает губы от бессилия, и я больше не властна над Ней. Я больше не смогу загнать Ее за колючую проволоку сомнений и неприятия. Такая огромная, необъятная и сумасшедшая, покрытая шрамами. Пусть я пока не помню почему. Это Она жестоко мучила меня саму все эти годы, пока я даже не подозревала о Её существовании, пульсировала во мне одержимостью. И это Она его узнала с первого слова и взгляда, в отличие от меня. Потому что Её не обманешь, от Неё не спрячешься, не сбежишь. Её можно топтать, убивать, резать на части, но Она бессмертна.

Я снова схватила Нейла руку и сосчитала пульс – он замедлился.

– Нейл! – тряхнула его за плечи. – Что мне сделать? Скажи… пожалуйста. Что я могу сделать для тебя?

Бросилась к двери и опять безжалостно отлетела от нее на несколько метров. Меня обуял ужас, дикий страх, от которого я начала задыхаться, чувствуя, как по щекам катятся слёзы, сжимая его руку, как в тисках.

Обхватила бледное лицо ладонями, вглядываясь в заостренные черты.

– Зачем ты закрыл её? Чтобы никто не навредил мне? Нейл! – Прижалась губами к его губам, таким холодным и пересохшим… Почувствовала на них вкус своих слез и закрыла глаза. – Ты обещал, что не оставишь. Говорил, что всегда слышишь, как я зову тебя. Сейчас ты слышишь меня?

Пульс перестал биться вместе с его сердцем. Я пачкалась кровью, прижимала к себе, от отчаяния мне хотелось выть, и я выла, скулила, как раненое животное в бессилии, в бесполезных попытках сделать хоть что-то. С отчаянием смотрела на открытые раны, и мне казалось, что это мое тело искромсано на куски. Больно. Настолько больно, что я сгибаюсь пополам каждый раз, когда смотрю на его порезы. Эту боль не сравнить ни с чем.

Внезапно дверь с грохотом распахнулась. Я резко вскочила с колен и увидела императора. Волна первобытного страха окатила с ног до головы, когда он бросил взгляд на Нейла, и его идеально очерченные губы едва уловимо растянулись в улыбке. Переборов панический страх, я бросилась к этому монстру с ледяными глазами, схватила за рукав рубашки.

– Он умирает. Сделайте что-нибудь. Ему нужна помощь, а я не знаю, как помочь. Пожалуйста. – Как бесполезно прозвучало это слово, обращенное к бездушному истукану с лицом, высеченным изо льда сумасшедшим скульптором или самим дьяволом.

Император смотрел мне в глаза, обжигая жидким азотом, замораживая легкие, а потом вдруг схватил меня за руку и потащил к камину.

– Не знаешь? – спросил он, удерживая моё запястье, как тисками, и снова эта улыбка, от которой стынет кровь в жилах и шевелятся волосы на затылке, – Я покажу тебе!

Прежде чем я успела хотя бы что-то понять, он сунул мою руку в огонь, и я оглушительно закричала от боли. Попыталась одернуть, но император удерживал её над языками пламени, и я почувствовала, как меня тошнит, как лопается и потрескивает кожа, покрываясь волдырями. Я захлебываюсь криками, а он вдруг сжимает мой подбородок, поворачивая голову к Нейлу.