|
Ты ничего не забыл? — Нет. — А где трансформер? Итан задумался и ринулся назад в гостиную. — Он на диване. — Так что там папа придумал? — спросил я. — Сходи к нему в гараж, он сам тебе покажет. — Мама повернулась к Джан. — Ну, как у вас сегодня прошел день? Все нормально? Широкая двойная дверь гаража была открыта. В глубине стоял отцовский синий форд «корона-виктория», один из последних крупных седанов, собранных в Детройте. Мамин «таурус», купленный пятнадцать лет назад, находился во дворе. В обеих машинах были детские сиденья для Итана. Отец возился за верстаком. Он был выше меня ростом, если бы выпрямился. Но такое случалось редко. Отец был сутулый, потому что большую часть жизни провел в согнутом состоянии — что-то изучал, ремонтировал, искал нужный инструмент. А вот шевелюра у него сохранилась почти полностью, хотя седеть он начал чуть ли не в сорок лет. Отец поднял голову. — Привет! — Привет! Мама сказала, что у тебя есть кое-что. — Пусть бы лучше занималась своими делами. — Так что это? Он махнул рукой и открыл правую переднюю дверцу автомобиля. Это были белые картонки, какие вкладывают в упаковки с новыми рубашками. Отец их сохранил. Он протянул мне небольшую стопку. — Посмотри. На каждой толстым черным маркером заглавными буквами было что-то написано. Они походили на суфлерские карточки на телевидении. «У вас что, сломан указатель поворота?» «Перестаньте наезжать мне на зад!» «Выключите фары!» «Будете гнать, свернете себе шею!» «Перестаньте болтать по телефону!» — «Перестаньте наезжать мне на зад!» я написал покрупнее, — пояснил отец, — чтобы им было получше видно. Сколько раз, видя за рулем болвана, мне хотелось сказать все, что я о нем думаю. А теперь вот достаточно выбрать нужную карточку. — Но вначале я бы тебе посоветовал установить в машине пуленепробиваемые стекла, — произнес я. — Что? — Иначе тебя могут пристрелить. — Чепуха! — Ладно, а если тебе на дороге кто-нибудь покажет такую карточку? Он задумался. — Зачем? Ведь я хороший водитель. — Но ведь всякое бывает. — Я бы, наверное, столкнул этого сукина сына с дороги в канаву. — Вот именно. — Я порвал картонки одну за другой и бросил в металлическую урну. Отец вздохнул. Во двор вышла Джан с Итаном и направилась к машине. Джан начала усаживать сына на сиденье. — Счастливо оставаться, папа, — сказал я. — А что, эта тюрьма, которую собираются у нас построить, поможет городу? — вдруг спросил он. — Не больше, чем захоронение в городском парке радиоактивных отходов, — ответил я. По пути к дому никто из нас не проронил ни слова. Джан сосредоточенно вела автомобиль, плотно сжав губы. После ужина она ушла наверх укладывать Итана, хотя обычно мы это делали вместе. Я подошел позже, но в комнату сына входить не стал, остановился в коридоре. — Знаешь, что я люблю тебя больше всего на свете? — послышался ее голос. — Да, — еле слышно отозвался Итан. — Ты это всегда помни, — прошептала Джан. — И не верь никому, кто станет говорить, что я тебя не любила. Понял? — Ага. — А теперь спи. — Я хочу пить. — Не канючь. |
