|
Осторожно прокашлялся. Коньяк был, наверное, неплохим, но слишком ароматным. – Все-таки я больше люблю водку. – Налейте. Генрих отмахнулся: – И это сойдет. Фон Лоос захохотал: – Вот это я понимаю! Сорокалетний коньяк – сойдет! Вы мне нравитесь все больше. – Вздор, – проворчал Генрих. – Я не девица, чтобы нравиться. Я полицейский. И у меня сейчас не сходятся концы с концами. Наш профессор пытается мне втолковать, что он владеет ключами к мировому господству, однако сидим мы не в Берлине, и не в Нью-Йорке, и не в Москве… А черт знает где, и трясемся от слова Моссад. Что же не так? – Черт побери, у вас все так просто! Я говорю вам о научном открытии, о событии, о перевороте в науке! О великих возможностях! Создание атомной бомбы предсказали наши – наши, Генрих, – ученые, но у нас не было возможности воплотить их идеи в реальность. – Еще бы… – пробормотал Генрих. – Мы занимались астрологией и алхимией… Зеботтендорф не услышал или сделал вид, что не услышал его слов. – И только спустя много лет американцы, опять же при помощи наших работ, сумели сделать это страшное оружие. Не все же сразу! Чтобы достичь успеха, нам нужна база, нам нужен материал, финансирование, наконец. Это же не так просто! Вы считаете, что атомная физика – это сложно, а душа – это так… – Зеботтендорф покрутил в воздухе руками. – Что может быть проще финансирования? – поинтересовался Генрих. – Ваши мальчики навещают банкира… И готово. – Генрих! Мы живем в большом мире. В этом большом мире ничто не теряется и не обнаруживается само по себе. Такие, я повторяю, _такие_ деньги просто так добыть невозможно. Нам нужны государственные ресурсы. Как людские, так и… все прочие. – Ах, вот оно что! – пораженно протянул Генрих. Он обвел жестом помещение: – Вот откуда такой бедлам в этой несчастной стране! – Вы поразительно догадливы, мой друг, – улыбнулся фон Лоос. – Проблема в том, что этих людей мало. Фактически – только пятеро. Они не созданы мной, они созданы природой, – продолжал Зеботтендорф. – Мое достижение только в том, чтобы раскрыть этих людей. Найти их среди остальных. Среди грязи человеческой, если угодно. Я, увы, не умею создавать их. Я не умею работать с человеческой душой напрямую. Пока. И я не могу рисковать этими, без ложной скромности, драгоценными экспонатами. Нам нужна эта страна! Отсюда мы раскрутим такую мельницу, в жерновах которой будут перемолоты и Москва, и Вашингтон! И все остальные! Но сначала эта богом забытая страна. Сначала она. – Красиво, очень красиво. Но все равно не ясно, я-то вам зачем? – Ваш опыт, конечно же, дорогой Генрих! – Фон Лоос отсалютовал ему бокалом. – Ну и зазомбировали бы меня… В чем проблема? Зачем эти уговоры-разговоры? – Хм… Видите ли, Генрих… – Зеботтендорф осторожно сел рядом. – Вы почему-то все упрощаете. 17 – Я знаю, что вашим ребятам с нами не по пути, господин Ракушкин. – Рауль Ловега, старик с лицом хитрой обезьяны, которая обставила не одного леопарда, улыбнулся. – Если вы отказались от Че, то и Аргентине ждать нечего. |
