Антея постаралась утешить его, но мысли ее были заняты совсем другим, и она была рада, когда они прибыли в Хэрроугейт, где девушке предстояло пересесть в другую, более солидную почтовую карету. Карета была почти полна, к счастью, ей удалось найти там одно место.
Она втиснулась между толстой женщиной с плачущим ребенком и пожилым инвалидом, который настаивал на том, чтобы оба окна были открыты.
По дороге до постоялого двора, где им предстояло переночевать, Антея нянчила ребенка, вернула на место утят, выбравшихся из корзины, в которой их везли на базар, и выслушивала жалобы инвалида на дороговизну лечения в Хэрроугейте.
В карете было нестерпимо жарко, жесткие сиденья и теснота делали путешествие малоприятным.
В конце концов, девушка так устала, что сразу же уснула на узкой неудобной кровати, которую ей отвели на постоялом дворе.
Спокойно проведя ночь, Антея оказалась единственной среди остальных пассажиров, кто выглядел отдохнувшим и веселым, когда на следующее утро в половине шестого утра они поспешно поглощали завтрак, поданный неопрятной и угрюмой служанкой.
После всего этого комфорт и внимание, ожидавшие ее в «Белой Лошади» в Итон Соком, показались ей особенно приятными.
Антея опасалась, что служанка, которую крестная обещала выслать ей навстречу, окажется пожилой, возможно, неприятной особой, которая будет свысока смотреть на барышню из провинции.
Однако ее встретила Эмма, девушка не старше двадцати двух, которая совершенно очевидно была рада, что ей доверили такую важную миссию.
— Мисс Парсонс, это старшая служанка, мисс, ее всегда укачивает в экипаже. Она так разволновалась, когда ее милость сказала ей, что она должна поехать и встретить вас, что чуть не хлопнулась в обморок — правда, правда!
— Очень жаль, что я причинила столько хлопот, — улыбнулась Антея.
— Зато мне повезло, мисс, — сказала Эмма. — Я ехала прямо как настоящая леди в таком шикарном экипаже. Будет, о чем рассказать, когда я вернусь в Лондон.
Сразу было видно, что Эмма любит поболтать, но Антея, приехавшая в «Белую Лошадь» поздним вечером, слишком устала, чтобы разговаривать с кем-либо. Зато она готова была слушать девушку, когда на следующее утро они отправились в Лондон.
Эмма, сидевшая в удобном экипаже на узком сиденье напротив нее, ни на минуту не закрывала рот.
— Я никогда еще не была в Лондоне, — призналась Антея.
— Это такой большой город, мисс, — откликнулась Эмма. — Там для всякого найдутся увеселения и развлечения— и для бедного, и для богатого. Не зря ее милость любит Лондон больше, чем Шелдон-Парк.
Она заметила, что Антея внимательно слушает ее, и продолжала:
— Мы как раз упаковывали вещи, мисс, собираясь покинуть Лондон. Как раз сняли сундуки с чердака, как пришло письмо от вашей матушки. Я помогала мисс Марии, это горничная ее милости, а тут ее милость вбегает в комнату и кричит: «Мы спасены, Мария! Мы спасены! Распаковывай сундуки! Мы остаемся в Лондоне! Ах, Мария, как я рада!»
Антея очень удивилась, выслушав этот рассказ.
«Так вот почему так быстро пришел ответ на мамино письмо, — подумала девушка. — Мой приезд по какой-то непонятной причине сыграл на руку крестной».
— Значит, ее милость не любит жить в деревне? — осторожно спросила она, не желая показаться излишне любопытной.
— Она это просто ненавидит, мисс. Мы все это знаем, да и неудивительно. Я слышала, как ее милость говорила, что замок Шелдон для нее все равно что тюрьма, да он и похож на тюрьму. Там на мили вокруг ничего больше нет.
— А ты тоже любишь Лондон? — спросила Антея.
— У меня на то свои причины, — застенчиво ответила служанка. |