Тамара надрывалась еще минут пять, а потом бессильно опустилась на корточки, обхватив голову руками. Мне стало ее жалко – грустную женщину в розовом халате, которую я варварски вытащил из теплой постели ночным звонком.

– Иди в машину, – сказал я. – Вздремни пока, а я еще покричу немного. Может, отзовется наша Юля. Может, она просто крепко спит.

– Хорошо, – кивнула Тамара и протянула мне руку, чтобы я помог ей подняться. Потом она устало потащилась по лестнице вниз, а я принялся насиловать тишину собственными выкриками, которые казались мне сейчас особенно мерзкими и по тембру, и по содержанию.

– Юля, это бесполезно, – говорил я, обращаясь к дверному глазку. – Юля, мы тут будем сидеть под дверью круглые сутки, пока ты не выйдешь к нам... Если хочешь, можем поговорить через дверь. Мы поговорим и разойдемся, честное слово. Юля! Юля! Юля!!

И когда я выкрикнул это имя в третий раз, словно в ответ на мое обращение, внизу, то ли в подъезде, то ли на улице рядом с дверью, треснул пистолетный выстрел.

Вслед за ним послышался короткий женский вскрик. Я кинулся по лестнице, уже зная, что увижу внизу.

И я материл себя на ходу за свою беспросветную тупость, причем ЁТМ было самым приличным из всех выражений.

3

Я вылетел из подъезда, и первое, что бросилось мне в глаза, – распахнутая дверца «Ягуара» и женская фигура, пытающаяся завести машину. Этой женщиной была не Тамара.

– Стой! – рявкнул я, и женщина в ту же секунду выскочила из машины, бросившись наутек. Я кинулся следом, и тут же неприятный холодок пробежал у меня по спине, когда я заметил в руке бегущей Юли пистолет. Но повернуться и пристрелить меня ей почему‑то не пришло в голову.

Погоня продолжалась минуту, не больше. Я догнал Юлю, толкнул ее в спину, одновременно схватив за правое запястье и выкрутив руку с пистолетом назад. Юля, взвизгнув, упала на колени и тут же разжала пальцы, выпуская оружие.

– Не убивайте меня! – вскрикнула она, низко наклонив голову, так что черные волосы почти касались асфальта. – Пожалуйста...

У меня не было желания с ней разговаривать, поэтому я осторожно подобрал пистолет, засунул его в карман, а затем схватил Юлю за ворот кожаной куртки и рывком поставил на ноги. Она испуганно смотрела на меня, губы ее дрожали, а колени в буквальном смысле подгибались, поэтому я тащил ее за собой почти волоком.

Теперь меня интересовал другой вопрос: то розовое пятно, что я заметил боковым зрением во время погони – это Тамара лежащая или Тамара стоящая? Возможно, из соображений гуманизма мне стоило раньше позаботиться о здоровье Тамары, но соображения здравого смысла требовали сначала разобраться с тем, кто стрелял, а потом уже оказывать первую помощь пострадавшим от стрельбы.

Юля сориентировалась раньше меня.

– Тамара Олеговна, – заверещала она перепуганным поросенком. – Не убивайте меня, не надо! У меня случайно получилось, случайно! Тамара Олеговна!

Стена дома была грязно‑белого цвета, на этом фоне розовый халат Тамары выделялся ярким пятном, а вот лицо ее сливалось со стеной. Тамара, бледная как смерть, все еще неподвижно стояла на том месте, где застал ее выстрел. Встретившись со мной глазами, она вздохнула и как‑то расслабилась, после чего сделала один осторожный шаг вперед. Я не сразу сообразил, что у нее с волосами, но потом понял, что это пыль, выбитая пулей из стены и осевшая Тамаре на голову.

– Тамара Олеговна! – вопила Юля, не переставая, и я был вынужден слегка треснуть ей коленом по заду, после чего секретарша заткнулась.