Неожиданно для себя, принимаю её предложение и искренне благодарю. Посмотрим, мало ли… Пока плывём по течению

* * *

После двух предметов, занявших в сумме три неспешных часа, даётся время на самоподготовку. Потом наступает время обеда.

Время самоподготовки я трачу на себя: бегу на склад к уже знакомому деду и снова одалживаюсь:

— Батя, тут случайно нет верстака, тисков и кое-какого инструмента по слесарке?

— Есть, как не быть. Иди до конца, там рядом с оружейкой незакрытая дверь. За собой всё уберёшь.

— Спасибо! А эмалей по металлу не дадите? Мне три капли буквально…

Я уже понял, что этот уоррент гораздо умнее, чем кажется. Потому совсем не удивляюсь его уточняющему вопросу:

— Красный, синий, серый?

— Так точно… — киваю в ответ.

— Под верстаком — металлический ящик. Код замка — один один один. Положишь на место потом…

— Спасибо!

Следующие двадцать минут я отпиливаю, зачищаю, сгибаю, скрепляю, и вообще занимаюсь тем, чего от себя не ожидал. То есть, такое было бы логично со стороны Атени, но уж я — то… Однако, поддаюсь этому странному порыву. И из мастерской выхожу через двадцать минут с планкой, которую украшают сделанные мной собственноручно из эмалированной жести цвета ленты Киженцовского погранотряда: багровый, голубой и серый.

Шагаю в столовую, когда по боковой дорожке на встречном курсе ко мне выходит какой-то пузатый полковник, явно из тылового обеспечения, но почему-то в белой парадной форме флота. Загадочно. Пытаюсь пройти мимо него, машинально отдав честь, но он достаточно быстро успевает стать у меня на пути:

— Сержант, смирно! я вас не отпускал!

Из памяти Атени, это — стандартный шаблон ситуации. И решение тоже стандартное:

— Вы не имеете права меня ни отпускать, ни задерживать, мастер. Вы не являетесь старшим должностным лицом моего подразделения.

Пока отвечаю, лихорадочно вспоминаю, на кого он похож. Хорошо, что Атени — пограничник и в лицах сечёт, довспоминался: если худого старосту группы состарить лет на тридцать, накормить и дать потолстеть — получится вот такой персонаж. Видимо, родственник или даже отец.

— Сильно умный? — шипит этот странный тыловик. — Смиррно! Я кому сказал!

Теперь даже не задумываюсь. Я б и у себя дома этого не терпел, особенно после начала войны. А уж тут-то, с местными аборигенами… Без церемоний, бью бравого флотского тыловика по зубам, сбиваю с ног, стягиваю руки за спиной своим аксельбантом, как обрезком стропы (вот и пригодились, как в воду глядел!) и громко ору, привлекая внимание ближайших Трубачей Декана:

— ТРЕВОГА! НАПАДЕНИЕ НА ТЕРРИТОРИИ ЧАСТИ!

Далее продолжаю громко свистеть.

Через полминуты приносится патруль во главе с субедаром и, хлопая глазами на увиденное, вопрошает:

— В чём дело?

— Господин субедар, — вытягиваюсь, — неизвестный в форме флота, со штатом интенданта в петлицах, не знающий правил обращения в действующей армии и не знающий знаков различия погранвойск! Пытался применить силу в адрес курсант-хавилдара действительной службы! Попытка пресечена, неизвестный задержан!

Пока субедар, явно тормозя, размышляет, что с этим делать, вслед за мной на аллее появляется дед-уоррент.

— Господин субедар, разрешите обратиться? — козыряет он. — Я всё видел. Жду Вашего распоряжения проследовать в дежурный сектор для составления протокола задержания.

* * *

Что местные тёрки с единственным недворянином на курсе перейдут в разряд подключения каких-то родственников, уоррент, как местный, просветил меня с самого начала.