— Да и суды чужих народов, как-то это… — старик слегка поцокал языком. — Не сочти за грубость, туркан, но пуштуны живут своим умом. Мы всегда рады гостям, но править на своей земле будем только сами.
— Так а я тебе о чём толкую? — делано удивляется здоровяк. — Неужели ты думаешь, что я в твоём доме поучал бы тебя догматами чужих земель?! — азара (или всё-таки туркан?!) так укоризненно смотрит на Хамидуллу, что тот невольно напрягается.
— Я не понимаю тебя, чужеземец, — обозначает дистанцию старейшина, ломая голову о том, что его собеседник имеет ввиду.
— А разве Кандагар теперь считается чужой вотчиной? — продолжает играть на публику Атарбай, всё так же демонстративно удивляясь. — И разве Назо Токхи, Бабушка Назо, теперь пуштунам чужая?! Да и стародавний спор, если мне не изменяет память, она судила никак не между чужаками, а между Гильзаями и Садозаями, разве нет? Уважаемые, поскольку я сам не пуштун, подскажите вы! — здоровяк оглядывается по сторонам, разводя руками. — Гильзаев и Садозаев что, уже исключили из народов пашто?! Меня долго не было тут, вероятно, я это упустил…
Заполненное людьми пространство чуть не вздрагивает от единодушного выдоха и сдерживаемых порывов смеха.
— Это, кстати, и есть то самое начало, о котором я говорил, — Атарбай простодушно упирается взглядом в Хамидуллу, улыбаясь наивной улыбкой. — Там, откуда я родом, плохо разбираются в культуре пашто. Но Назо Токхи у нас почитается за Мать вашего Народа, тоже своего рода начало.
(Примечание: сегодняшний культурный статус — «Мать Афганского народа»).
— Кстати, подскажи иноземцу, уважаемый Хамидулла! А разве не её называли самым главным приверженцем Пашто-Валлай? — продолжает дожимать здоровяк.
Все окружающие знают, что Хамидулла никогда не врёт. Он может молчать, может не отвечать; но ни обманывать, ни грубить без причины он никогда не будет.
Если не ответить лысому на прямой вопрос, это будет ничем не вызванной грубостью. Да и пуштунов брат дочери Хана туркан знал, судя по этой его эскападе, весьма неплохо. Тем более что все приличия были соблюдены, а изловленный на территории селения чужак, именуемый преступником и турканами (чужаками), и каррани в лице Актара (уже своими), вообще для Бамиана был никем.
Просто один из многих следующих мимо, не гость, не друг.
В ином месте и в ином времени сказали бы — покупатель услуг.
Глава 16
Договориться с местными о формате, гхм, судебного заседания удаётся далеко не сразу.
Из местных, главной оппозицией нормальному конструктивному процессу выступает эдакий дедушка-божий одуванчик. Кстати, его заурядной внешностью обманываться не стоит — приходилось иметь с такими дело раньше. Обычно всё оказывается далеко не настолько просто, насколько подобные люди стараются выглядеть.
Актар периодически окатывает его таким взглядом, как будто намерен вцепиться в бороду прямо сейчас. Что странно. Я не сильно разбираюсь в тонкостях отношений между различными каумами и хелями (особенно тут), но, кажется, та ветвь вазири, к которой принадлежит Актар, с местными вообще не враждовала, ввиду разницы интересов и рода занятий.
Впрочем, кто знает. Может, просто какая-то личная неприязнь.
Лично меня от рукоприкладства и прямого диктата (тамгой Алтынай) удерживают только два момента.
Первый: пуштунов не надо гнуть через колено, если есть шансы договориться. Каждый, кто имел с ними дело, подтвердит: никакие усилия, затраченные на конструктивное и мирное выяснение отношений, не будут чрезмерными, если сравнить их потом с усилиями, потраченными на конфликт с пашто. |